Журавли. Рассказы

– Ну вот, готов наш путешественник. Ваня, я прошу тебя, ты поглядывай за ним, он ведь в каждую дырку свой нос сует.

– Анна, я ведь тебе клятву дал, зря ты переживаешь.

– Лишним напоминание не будет! – Она замахала рукой на Ивана, когда он сделал попытку что-то ответить.

Мишка стоял у двери, смотрел на то, к чему так привык: стол в простенке, над столом икона на полочке, с маленьким расшивным полотенцем, скамьи вокруг стен, большой сундук и у кухонной перегородки железная кровать. Из-за занавески над русской печкой грустно поглядывал кот Василий, словно прощаясь с Мишкой навсегда.

В санях Мишку запаковали в тулуп, ноги укрыли овчиной, Анна открыла ворота, и повозка медленно и тяжело выехала со двора.

– Иван, а ты зачем в центр поехал, тебе в другую сторону.

– Я в сельпо заеду, там мои покупки; порох, пули. Мы их вчера упаковали, но не в дом же везти такое опасное приобретение.

Сани заскрипели по снегу, Мишка до самого поворота видел, как мать смотрела им вслед.

Проводив брата и сына, Анна вошла в дом. Щемящая тишина пронзила ее. Женщина присела на табуретку, не заметив, что забыла закрыть дверь, и тепло, что с вечера еще оставалось в доме, вытекало на волю и отчаянно сливалось с морозным воздухом. Кот Василий прыгнул к хозяйке на колени и посмотрел ей в лицо, словно спрашивал – где Мишка?

На подоконнике, рядом с алеющими цветками герани, лежал листок бумаги, но котором рукой сына был нарисован самолет. Одного взгляда хватило, чтобы увидеть лицо Мишки, старательно раскрашивающего звездочку на крыле чудо-машины, от усердия высунувшего кончик языка. Анна взяла листок и прижалась к нему щекой. Что же она натворила? Сына отдала! Конечно, родному брату, но все равно – при живой-то матери! Жив бы был Степан, что бы он сказал?

Женщина подошла к иконе и вздрогнула, заметив, что Богородица осуждающе, сурово смотрит на нее. Жалость к себе, к Мишке, ко всему страждущему миру выплеснулась из глаз Анны со слезами. Мысль о своем предательстве разрывала ей сердце, пальцы тряслись, мысли путались.

Как она могла поддаться на уговоры? Господи, что же она наделала? Как людям-то в глаза глядеть? Да причем тут люди? Как она сама будет жить, не видя светлого, родного лица сына, не слыша его искренних, утешительных слов, не ощущая маленьких добрых ладошек его на своих плечах. Низко поклонившись Богородице за вразумление, истово перекрестившись, Анна выбежала на улицу…

Сначала она поспешила в центр, но, усомнившись в своих силах, решила подождать и перехватить сани на их обратном пути, на дороге, проходившей по реке. Добежав до проулка, увидев издалека повозку и понимая, что может не успеть, Анна изо всех сил, надрывая голос, закричала.

– Миша, Мишаня! – Горло на морозе перехватило, сняв платок на бегу, она стала махать им, повторяя осипшим голосом: – Миша! Мишаня!

Мишка мечтательно смотрел на дорогу, на Илим, на избы, остающиеся позади. Уже поравнявшись с последними домами, он заметил бегущего с боковой улицы человека. Тот что-то кричал и махал руками.

– Дядя Ваня, кто-то нам кричит! – застучал он кулачком в спину дяде.

– Чего такое? – остановив лошадь, спросил Иван.

– Кто-то бежит, вон, посмотрите, у последних домов.

– Интересно, кому мы понадобились?

– Дядя Ваня, это наша мамка бежит.

– Анна! – пригляделся Иван. – Видно, что-то забыла. Что же могла она забыть?

Мишка стал выбираться из-под накинутого на него тулупа, ловко выпростался из дохи.

– Ты-то куда? Заворачивать буду полчаса…

Мальчик колебался долю секунды, но все-таки выбрался из саней и побежал навстречу матери.

– Мамочка! Мамочка! – задыхаясь от радости и от мороза, кричал он на бегу, глубоко проваливаясь в снег.

Они вцепились друг в друга на белоснежной равнине, между накатанной ледяной дорогой и крутым угором, на котором стояли темные от времени и непогод избы, с хитрецой наблюдающие своими видавшими виды глазами-окнами эту необычно радостную встречу.

От стремительного бега расстегнутая телогрейка Анны сползла с плеч, волосы выбились из-под платка и солнечной волной, как иконным окладом, обрамляли лицо. Мать, тяжело дыша, сгребла Мишку, пытаясь его поднять.

– Мама, ты чего? – удивился сын.

– Все хорошо, родной, все хорошо, – шептала Анна, стараясь подавить подступившие слезы.

Подошел Иван, с недоумением посмотрел на сестру.

– Что-то случилось? – неодобрительно спросил он. – Что-то забыла?

Анна величественно выпрямилась, отерла платком лицо. Казалось, ей не хватало воздуха, чтобы ответить. А может, просто не находилось нужных слов.

Наконец медленно и непререкаемо, глядя прямо в глаза брату, она произнесла:

– Ваня, прости меня, не отдам я Мишку.

Иван взял нежно сестру за руку и попытался что-то возразить.

– Не отдам! Понимаешь? Не отдам! – вдруг сердито закричала она, вырвав руку, и прижала к себе сына.

– Ты чего, сестрица, орешь, успокойся, пожалуйста, никто его не забирает.