Журавли и цапли . Повести и рассказы

«Знал папу», — догадался я. Но при чем здесь папа? «Цапли» собирали тех, кто учился в Стародубе или Наташине, с определенной целью: узнать, если удастся, по школьным прозвищам — партизанским кличкам — настоящие имена семи неизвестных, похороненных в братской могиле под дубом. Может быть, отчим имел в виду кого-нибудь другого?

На вечер условились пойти вместе, и я отправился к «журавлям». Сегодня у них большой день, как, впрочем, и у «цапель». Сегодня в гарнизонах юнармейцев Наташина и Стародуба будет зачитан приказ командующего Орла и начнется заключительный этап военно-спортивной игры «Зарница», а в конце месяца состоится ее финал: «неприятели» померяются силами в открытом «бою».

Второй час дня. Я стою на вышке и смотрю вниз.

«Журавли», построившись поротно, замерли на выжженной и выбитой, как солдатский плац, лужайке. «Цапли» в том же порядке — я вижу это, когда поднимаю бинокль, — стоят, построившись под дубом. Батальоны чего-то ждут. Командиры — Юлька и Спартак — нетерпеливо посматривают на часы. Куранты в Наташине бьют два. И в ту же минуту над Стародубом и Наташином прокатывается артиллерийский гром. Это, салютуя финалу «Зарницы», стреляют холостыми пушки воинской части.

Звучат батальонные «гимны» — «Взвейтесь кострами» у «журавлей», «Орленок» — у «цапель», — и под их звуки на флагштоках взвиваются боевые вымпелы — красный у «журавлей», голубой у «цапель».

— Смирно! — кричит Спартак, и я слышу, как он читает приказ Орла.

В нем три параграфа. Первый вводит «военное положение» на обоих берегах Десны, второй назначает дни и часы смотров батальонов по воинским специальностям, третий устанавливает день решающего «сражения» — штурма Безымянной высоты на берегу Десны батальонами «журавлей» и «цапель».

…После введения «военного положения» жизнь гарнизона сразу усложнилась. На берегах Десны — с той и другой стороны — появились «пограничные заставы». И ни «журавлям» к «цаплям», ни «цаплям» к «журавлям» не стало свободного хода. Пограничники, зная «противников» в лицо, без всякой церемонии возвращали задержанных восвояси. А тем «красным шапочкам», кто, «пустив слезу», ссылался на больную бабушку, давали провожатого. Но если «бабушка» оказывалась только предлогом, «красных шапочек» приводили к посреднику и штрафовали. Хуже было тем, кого удавалось задержать при попытке нелегально проникнуть на территорию «противника». Они, по условию, исключались из игры, если до прихода посредника, который отмечал факт задержания, им не удавалось улизнуть из-под стражи.

Я был на НП «журавлей», когда туда доставили разведчицу «цапель». Ее выдал голубь. Она везла его, зарывшись в сено. Машина с клевером сошла с моста и остановились по требованию милиционера-орудовца. «Журавли»-пограничники осмотрели груз.

— Ничего, — сказал один из них, — можно ехать.

Орудовец махнул жезлом. Шофер включил зажигание. Мотор заурчал, намереваясь завестись, как вдруг во дворе бакенщика, рядом с мостом, пронзительно закричала женщина:

— Цыпа… цыпа… цыпа… цыпа…

Голубь, приученный кормиться вместе с курами, вырвался из рук хозяйки и выпорхнул из кузова.

— Стой!.. Стой!.. Стой!.. — закричали юнармейцы и, задержав машину, выудили из нее «цаплю»-разведчицу.

Правила игры были строгими, и я, не задумываясь, вынес приговор.

— Возвращайся в батальон и передай командиру, что ты исключаешься из игры.

«Цапля«-разведчица, державшаяся до сих пор стойко и даже вызывающе, тут вдруг быстро-быстро заморгала ресницами и пустила слезу.

Сердце у меня дрогнуло. У командира Спартака тоже. Во всяком случае, он отвернулся, чтобы не видеть ревущей. Юнармейцы-пограничники и дежурные гипнотизировали потолок, всем своим видом показывая, что происходящее их нисколько не касается. И только комиссар Нина с презрением смотрела на плачущую.

— Что будем делать? — спросил я.

— Пусть идет, — сказал Спартак, — без исключения из игры.

— Нет, — вспыхнула комиссар Нина. — С исключением.

— Без, — твердо сказал командир.

«Журавли» разинув рот следили за ссорой командира с комиссаром. Узнай батальон, не поверит: комиссар Нина впервые пошла против командира… Но комиссар Нина вовремя опомнилась.

— Есть, — сказала она презрительно и отдала салют, — без исключения.

Она и раньше нетерпимо относилась к тем, кто нарушал условия и дисциплину «Зарницы», сама вместе с командиром Спартаком поплатилась за то, что личному интересу позволила взять верх над интересом всех, и, когда поплатилась, стала еще нетерпимей. Не потому, что сама понесла наказание — ей и Спартаку на собрании личного состава батальона за Ведьмин брод объявили выговор, — а потому, что поняла: организация детская, взрослая, хоть какая, хоть для чего созданная — для работы, борьбы, игры, — держится на порядке и дисциплине, как дом на фундаменте. И чем прочнее фундамент, тем крепче дом. Жаль, что командир Спартак не понимает этого. Комиссар Нина сердито посмотрела на командира Спартака. Очень жаль. Но ничего, она рядом — поймет. И лукавая улыбка, как лучик, скользнула по ее хмурому лицу.

Запищал зуммер полевого телефона.