— Отпусти! — крикнул Спартак, взбираясь на кочку потверже. Соскользнул с нее и, ощутив под ногами что-то плоское и твердое, обрадованно крикнул: — Стою!
— На чем? — крикнула Нина, управляя веревкой.
Спартак наклонился и запустил руку в густую и черную, как мазут, грязь.
— На шпале, — крикнул он, нащупав, на чем стоит, выпрямился и пошел, балансируя, в глубь болота.
Шел и тянул, как паутину, веревку из рук Нины. Скрылся, невидим стал, а все тянул и тянул. Вдруг веревка ослабла. Нина, как условились, протяжно свистнула: «Что случилось?» И замерла, ожидая. Спартак в ответ свистнул дважды: «Все в порядке». И снова потянул веревку. Потом надолго остановился. Но Нина не волновалась. Веревка в ее руках то слегка ослабевала, то снова натягивалась, сигнализируя: Спартак что-то обследует.
Потянулись минуты ожидания. Ожидать всегда скучно. Но не в лесу. В лесу, да еще на болоте, не заскучаешь. Лесной комар всякому дело найдет. Любого ленивца «уговорит» физкультурой заниматься.
Нина как могла — головой, руками, ногами — отбивалась от комарья, да разве отобьешься — заживо съедят, если не убежишь с комариного места. Ну и пусть едят, Нина все равно не убежит. Однако как долго от Спартака нет сигнала! Ага, вот он: один длинный, три, с паузой, коротких свистка. Ну наконец-то возвращается.
Нина стала осторожно выбирать веревку. Вот и он, Спартак. От грязи — как негр. Одни зубы светятся. В одной руке топорик, в другой не поймешь что — фляга какая-то. Идет, как бычок на веревочке, осторожно перебирая ногами. Увидел ее, улыбнулся и вдруг, изменившись в лице, испуганно крикнул:
— Ко мне… Скорей…
И с этими словами по пояс ушел в трясину.
Нина, не разбирая дороги, кинулась на помощь и вдруг почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.
— А-а-а…
— Тише ты…
Злой, вполголоса, окрик Спартака образумил Нину, но было уже поздно. Человек, за минуту перед тем вышедший из леса, тоже услышал Нину и, еще не видя, кто кричал, бросился к болоту. Это был Черняк. Страшная догадка мелькнула в голове у Спартака, когда он из-за плеча Нины увидел Тарасова деда. Черняк все знает. И то, что в руки Спартака попала схема лагеря партизанского отряда Мазая. И то, что он вместе с Ниной отправился на розыски этого лагеря. А раз у Черняка, владевшего протоколами «Суда Мазая», были основания скрывать их от других, то могли у него быть основания и для того, чтобы помешать Спартаку и Нине проникнуть в этот лагерь.
Черняк, прислушиваясь, шел к болоту.
Спартак и Нина с тоской следили за его приближением.
— Эх, жаль, спичек нет, — прошептал Спартак.
— Спички есть, — шепотом ответила Нина, не совсем понимая, для чего они — сигнал подать, что ли?
Она сняла тощий рюкзачок, развязала и, нащупав коробок, протянула его Спартаку. Спартак поджег весь коробок сразу и швырнул на берег. Он правильно рассчитал. Грива сухой прошлогодней травы, покрывавшая берег, вспыхнула, как порох, огонь лизнул болотную жижу, сердито зашипел, и от болота на берег, заслонив ребят от Черняка, повалил густой дым.
Знал бы он, что наделал, командир Спартак! Огонь, как испуганный конь, отпрянул обратно и пошел скакать по лугу к лесу, сжигая на пути все живое. Вот тут и взвилась в небо красная ракета, зовя нас на помощь. Прошли считанные минуты, и мы все — «журавли» и «цапли», — вооружившись еловыми лапами, вступили в битву с огнем, угрожавшим лесу. Но ничего этого ни командир Спартак, ни комиссар Нина не видели. Нечто иное открылось их взору, когда они, радуясь выдумке с дымовой завесой, посмотрели на берег. На берегу страшный и черный, как головня, стоял Черняк. Заметив их, он поспешно снял ружье и…
И когда мы, расправившись с огнем, подбежали к Ведьмину броду, то увидели такую картину. На берегу, забросив автоматы за спину, замерли солдаты, а перед ними, по пояс в трясине, стоял Черняк и, как Титан, держал на одном плече Спартака, а на другом Нину. Подошли еще солдаты и приволокли несколько лесин.
— Бросай! — крикнул офицер, и лесины шмякнулись в болото, образовав мост. Поддерживаемые Черняком, Спартак и Нина выбрались на берег.
— Салют! — крикнул Спартак, не скрывая радости, но юнармейцы смотрели хмуро и на приветствие не ответили.
Спартак помрачнел.
Глаза у него сердито сверкнули. «Обидится и уйдет», — с грустью подумал я, жалея батальон, который на нем держался.
Велев Юльке построить своих «цапель», Орел скомандовал «журавлям»:
— Первый батальон, становись! — и пошел вдоль фронта, весело подмигивая чумазым, как трубочисты, юнармейцам. — Спасибо за службу!
— Служим Советскому Союзу! — грянуло в ответ.
— Товарищ командующий! — Я вздрогнул, услышав голос Спартака. — Разрешите встать рядовым? — Орел обернулся, но ответить не успел. — Есть! — козырнул Спартак, сочтя согласие Орла само собой разумеющимся, и поспешил в строй. Рота загудела.
— Смирно! — сердито крикнул Орел. — Командир первой роты, ко мне! — И, выдержав паузу, спросил у вышедшего из строя Коли Бурова: — В чем дело? Что за шум?
Родинка на щеке у Коли вспыхнула, как звездочка.
— Мы не хотим… — сказал он и запнулся, теряя мысль.