Четыре места требовали моего присутствия в то утро. Во-первых, телеграф, где я послал маме полуграмотную телеграмму: «Жду немедленно», во-вторых, дом Орла, которому я рассказал обо всем случившемся, в-третьих и в-четвертых, две школы — в Наташине и Стародубе, — где учились «журавли» и «цапли». Здесь я и получил сведения об успеваемости юнармейцев и поспешил с ними сперва в штаб второго батальона (командир Ю. Цаплина), потом в штаб первого батальона (командир С. Журавлев). Следствием моего визита в тот и другой штаб были световые табло, вспыхнувшие на НП двух батальонов. «Городской» и «деревенский» берега Десны усеяли любопытные. Посвященные объясняли непосвященным значение цифрового кода, которыми обменивались батальоны-«неприятели». Цифры были их «трофеями» в минувшей «битве» за знания.
Нули на том и другом табло означали, что юнармейцы выдержали эту «битву» с честью и не понесли «потерь», все до единого перешагнули за рубежи тех классов, в которых учились. Цифры «5» и «17» у «журавлей» и «4» и «19» у «цапель» показывали в процентах число тех, кто перешагнул эти рубежи с круглыми пятерками и четверками.
Последним событием того дня было заседание штаба «журавлей», на котором, как было положено, присутствовал и Черняк.
Собирались на нижнем — штабном — этаже вышки. Комиссар Нина, обожавшая секретность, выставила вокруг усиленные патрули. Был вечер. В окне, распахнутом на Десну, выгнув шею буквой «С», задавакой-лебедем плыла луна. Щурясь, моргали звезды, тщетно пытаясь разглядеть что-либо на космической пылинке Земле. А на Земле, дразня друг друга учебными успехами, перемигивались световые табло «журавлей» и «цапель».
— Заседание штаба объявляю открытым, — сказал Спартак и посмотрел на комиссара, поднявшего руку. — Ты хочешь что-то сказать?
— Да, — встала Нина. — Прежде чем открыть, надо кое-что закрыть, — сказала она и выразительно посмотрела на окно.
Команда Спартак осуждающе взглянул на худенького черноволосого Игоря Мотяшова. Задумчивость, которая так шла к нему, как к начальнику штаба, в то же время и мешала, когда ему, как начальнику, требовалось проявить не ум, а энергию.
Окно закрыли, и командир Спартак попросил меня рассказать о находке Аники-воина.
Я рассказал, добавив, что, по имеющимся у меня сведениям, музейные ценности, похищенные фашистами, находятся в Наташине, в одном из партизанских тайников, и что если «журавли» проявят смекалку и находчивость, то тайник с рукописями можно будет найти и…
— А чего их искать? — сказал вдруг Черняк, и это было как гром среди ясного неба. — У меня они, книги эти…
— Как у вас? — вскочила старшая вожатая Зоя Алексеева.
— Почему у вас? — строго спросил задумчивый начальник штаба Игорь Мотяшов.
— У вас? — разочарованно протянули члены штаба, у которых, как я понял по их тону, Черняк из-под носа увел интересное приключение: чего уж теперь искать, если все найдено?
Я сидел как оглушенный, не зная, как отнестись к признанию Черняка. Он ведь мог и не признаваться. Мог просто сказать, что о сокровищах ему ничего не известно. Или, наконец, мог сколько угодно водить нас за нос, помогая якобы разыскивать эти сокровища. Нет, в признании Черняка определенно крылась какая-то тайна. Наконец я нашелся. Махнул рукой и сказал:
— Может, еще и не те…
Мне показалось, что Черняк смутился.
— Может, и не те, — легко согласился он. — Я их возле немецкой машины подобрал… которые уцелели… Машина на мине подорвалась. И шофер с нею. А что за книги — невдомек. Церковные. Какой с них прок? Так, партизанская память. Потому и сберег… Может, и не те, — закончил он тем же, с чего начал.
Посмотрел на часы, засуетился, кинул: «Бывайте!» — и направился к выходу.
— А книги? — окликнула Черняка комиссар Нина.
Черняк обернулся и кивнул на внука:
— Завтра с Тарасом пришлю, — сказал он и ушел.
Вскоре и мы разошлись.
…В ту ночь я спал плохо. Переживания двух минувших дней, вспыхивая в сознании, прогоняли сон. Загадочный азимут на фотографии… Почерк отца в таинственной черной тетради… Удивительная находка «бумажного десанта»… Странное признание Черняка… Мог ли я, ворочаясь с боку на бок, знать, что утро четвертого дня каникул принесет мне еще один сюрприз.
Проснувшись, я посмотрел на будильник и ахнул: без пяти десять! А я «приказал» будильнику разбудить себя в восемь. Проверил завод — все в порядке, пружина спущена. Значит, будил, да не добудился…
В дверь постучали. Я вскочил и, напялив пижаму, открыл дверь. В комнату, хмурый, как осень, вошел начальник штаба «журавлей» Игорь Мотяшов. Вяло отдал салют и, понурив голову, пробубнил:
— В батальоне бунт…
…Черняк сдержал слово. Утром Тарас принес книги. Их тут же решили передать музею, а заодно узнать, те ли? Отправились вчетвером: Спартак, Нина, Игорь и Тарас.
Директор Анциферов, сухой и желтый, как пергамент, в больших, как колеса, очках, едва глянув, так и растаял от радости.
— Что это? Что это? — твердил он как заведенный, хотя прекрасно видел, что держит в руках.