— Пропустить, — распоряжается он.
Железная башня — ступеньки веером — глухо гудит. Это Тарас, бодая железо костылем, поднимается на веранду. Остановился, запыхавшись. Шумно дышит. Мы ждем, наклонившись над люком.
— Эй, нашел чего… — кричит снизу Тарас. Голосок будь здоров — иерихонская труба!
— Чего нашел? — строго, не теряя командирского спокойствия, отвечает командир Спартак.
— След… — продолжая прерванное восхождение, бросает вверх Тарас. — Мазая…
Говорят, при звуке иерихонской трубы рушились башни. Не знаю, верно ли это, а вот то, что мы — командир Спартак и я, — услышав сообщение Тараса, сами не обрушились с башни, на которой стояли, можно объяснить лишь чудом, или, по крайней мере, тем, что мы вовремя ухватились за поручни. Напасть на след легендарного Мазая? Нет, это слишком невероятно, просто потрясающе!..
Когда фашисты во время войны заняли Наташин, в его окрестностях появился странный партизанский отряд. О его существовании немцы узнали так. Они устроили собрание городской интеллигенции. Пришло не густо: глухой Тимофеич, школьный сторож, тетя Паша, почтальон, поп Рождественский и еще человека три-четыре, имена которых в памяти наташинцев не сохранились.
Бургомистр Харчин — человек-змея — рассвирепел. По его сведениям, в городе были и настоящие интеллигенты. Однако вот из «настоящих» никто не пожаловал, хотя в приглашении именно так и было написано: «Вас просят пожаловать…» Тогда Харчин послал за ними полицаев.
На окраине Наташина в крошечном деревянном домишке жил учитель Капустин — высокий, сухой, вечно задумчивый, словно погруженный в таинственные вычисления человек. Последнее — не исключено. Капустин был учитель математики, и, вполне возможно, его задумчивость была вызвана как раз тем, что он искал решение какой-нибудь невероятно трудной задачи.
Полицаи пришли и потребовали, чтобы Капустин «пожаловал» на собрание.
— Это с какой же целью? — рокоча басом, спросил Капустин.
— Цель вам укажут, — сказал первый полицай, но второй решил просветить учителя.
— Цель у нас одна, — сказал он, — служение новому порядку.
— А меня и старый устраивал, — сказал учитель Капустин и бесцеремонно захлопнул перед носом полицаев калитку.
Полицаи ушли, а через час на глазах у перепуганных насмерть соседей учитель Капустин был расстрелян.
На другой день утром у немецкого коменданта города Пауля Штока зазвонил телефон. Немецкий голос с русским акцентом попросил принять телефонограмму. Адъютант Пауля Штока стал записывать. Записал и чертыхнулся идиотскому розыгрышу. В телефонограмме, принятой им, говорилось, что какой-то «Суд Мазая», рассмотрев в судебном заседании дело о бесчеловечной акции — расстреле учителя Капустина, приговорил главного исполнителя этой акции полицая Федосьева к высшей мере наказания — казни через повешение. Далее говорилось, что приговор окончательный, обжалованию не подлежит и будет приведен в исполнение в течение двадцати четырех часов.
Адъютант рассердился и, скомкав бумагу, бросил ее в корзину. Но на часы почему-то посмотрел и время запомнил. Было ровно десять. Именно в это время на следующий день в приемной коменданта снова раздался телефонный звонок, и тот же голос по-немецки с русским акцентом сообщил, что приговор «Суда Мазая» в отношении Федосьева приведен в исполнение.
Адъютант задохнулся от гнева, но выругаться не успел: голос в трубке пропал. Тогда он вызвал дежурного и послал за полицаем Федосьевым. За тем долго ходили, но вернулись ни с чем. Полицая нигде не было. Адъютант, почуяв неладное, объявил всеобщий розыск и наконец узнал, что полицай Федосьев покончил жизнь самоубийством, повесившись на старой мельнице. Адъютант скрепя сердце пошел с докладом к коменданту…
Вторично «Суд Мазая» дал о себе знать после того, как отряд карателей сжег Марфино — партизанское село. Все участники карательной акции — пятеро фашистов и трое полицаев — были приговорены к смертной казни. Об этом «Суд Мазая» уведомил Пауля Штока письменно, по почте, а жители Наташина узнали из листовок, расклеенных ночью на улицах. Как ни бодрились каратели, но по городу ходили с опаской. Однако не ушли от возмездия.