Жулик

Слава нашла героя. Папа уехал в командировку, а мама, как миллионы советских людей, вечером смотрела программу «Время». Разнообразием сюжетов она не отличалась: награждение Брежнева, обличение США, новости культуры и спорт. В тот раз культуру заменили детским творчеством и показали автоклуб со мной в главной роли. Мама, не веря глазам, подошла к экрану и, убедившись, что зрение не подвело, активно прошлась по моей шее. Зато в школе только и говорили, что по телеку показали Авшерова и даже учителя с интересом смотрели в мою сторону.

Отношение педагогов к ученикам в советской школе оставалось неизменным со времен Макаренко и его колонии, хотя кое-кто уже либеральничал. У нас прогрессивным педагогом считали историчку Инессу Борисовну. Костя Тожак, хохмач и приколист, на ее уроке достал пирожок. Заметив безобразие, Инесса могла бы выгнать его, но сейчас съязвила:

– Вот ты, Тожак, ешь на уроке, а ведь не хлебом единым жив человек! Так написано в Евангелии две тысячи лет назад.

С набитым ртом Костя ответил:

– А Брежнев Леонид Ильич начал свою бессмертную книгу «Целина» словами: «Есть хлеб, будет и песня!» Класс грохнул. Историчка, не ожидая отпора, покрылась красными пятнами, но выгнать Костю, цитирующего генсека, она не посмела. Тожак улыбался и громко чавкал.

В десятом классе возникла дилемма: или, взявшись за ум, я поступлю в институт, или загремлю в армию. Наши уже вошли в Афган, умирать героем я не хотел, и, выбрав первое, засел за учебники.

Армии боялся не я один. Аксен, сосед по парте, предложил заниматься вместе. Нервный, дерганный, он производил странное впечатление. Безотцовщина и мать-уборщица породили в нем комплекс неполноценности, поэтому с ним в классе общались мало.

Учебный год в делах и заботах пролетел быстро. Получив аттестаты, я и Аксен подали документы в Московский инженерно-физический институт. Шансов попасть туда мы не имели, однако экзамены в МИФИ проходили раньше, чем в другие вузы, оставляя двоечникам еще попытку. Стойко выдержав три испытания, я получил неуд по физике.

Аксену повезло: он сдал на трояки и, узнав мой результат, довольный ухмыльнулся:

– А тебя, парень, армия ждет!

Так я впервые столкнулся с завистью, скрытной и злобной. Этот «кухаркин сын» втайне ненавидел меня! За отца, нормальную семью и еще бог знает за что! Радовался он не долго: я поступил в другой вуз.

В раннем детстве произошло событие, во многом повлиявшее на мою судьбу. Ребенком я рос непослушным, своенравным, и только возмездие за проступок могло привести меня в норму.

Наказанный сидеть дома, я от скуки открыл книжный шкаф и наугад вытащил толстенную книгу. На обложке дядька в белоснежном кепи и длинном шарфе стремительно рвался в светлое будущее. За ним семенил сутулый старик в пенсне и шляпе. Книжку написали двое, что раньше не встречалось, удивило и название: «Двенадцать стульев», «Золотой теленок». Прочитав лист, оторваться я уже не мог!

Дома облегченно вздохнули: я перестал дерзить и баловаться. Я читал и вскоре заговорил цитатами. На вопрос взрослых: «Кем станешь, когда вырастешь?» отвечал: «Идейным борцом за денежные знаки!», а соседскому мальчику пригрозил: «Набил бы тебе рыло, только Заратустра не позволяет!» Терпение родных лопнуло, когда гость, хвастаясь успехами, услышал от меня: «С таким счастьем и на свободе!»

Книгу забрали, но поздно - зерно авантюризма попало на благодатную почву, породив мечту о своем Эльдорадо и своих белых штанах. Воспитание в советской семье готовило ребенка для службы общественному благу, но светлое будущее остальных, в отличии от своего собственного, уже тогда меня не волновало.

Давно нет того дома, той Лосинки, тех близких, окружавших меня, однако память о них и прожитом детстве останется со мной до конца.

Глава 2 ПЕРВЫЕ ГОРЕ-РАДОСТИ

В 1980-м СССР жил под девизом «Citius, altius. fortius!». Благодаря Олимпиаде абитуриенты получили лишний месяц на подготовку, и это спасло меня.

На последнее занятие к репетитору я поехал вместе с папой. Из десяти задач по алгебре я с грехом одолел половину, по физике и того меньше.

- Посмотрите, - преподаватель раскрыл перед отцом тетрадь, - нельзя за три месяца пройти школу!

- Какие у него шансы? – спросил родитель, пошуршав листиками.

- Математику, может, и вытянет, а по физике тройка в лучшем случае!

Возвращались молча, и я старался не смотреть на отца.

Дома, обсудив поездку, мама разрядила гнетущую атмосферу легким скандалом:

- Догулялся? Отец не пристроит – осенью загремишь в армию! Не дури, иди куда велят.

Я хорошо понимал маму. Если выбор института разногласий не вызывал, (папа работал начальником в МАПе), то специальность оставалась камнем преткновения в семейной дискуссии.