Жуков

Военный заговор начал вызревать значительно раньше. Сталин был еще жив, когда 5 марта 1953 года в 8 часов вечера в Кремле открылось совместное заседание Пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР. В заседании, как кандидат в члены ЦК КПСС, принял участие и Жуков. Г.М.Маленков заявил: «Все понимают огромную ответственность за руководство страной, которая ложится теперь на нас. Всем понятно, что страна не может терпеть ни одного часа перебоя в руководстве». «Соратники» Сталина стремились как можно быстрее поделить между собой руководящие посты. Было принято решение о назначении Маленкова Председателем Совета Министров СССР, Ворошилова — Председателем Президиума Верховного Совета СССР, Булганина — военным министром, Василевского и Жукова — его первыми заместителями.[503]

15 марта 1953 года Жуков вновь назначается и главнокомандующим Сухопутными войсками. Надежность Георгия Константиновича у нового руководства страны не вызывала сомнений.

Арест Берии, проведенный с участием Жукова, еще больше укрепил доверие к нему Хрущева. Позднее Адмирал Флота Советского Союза Н.Г.Кузнецов писал: «Хотя Жуков формально был заместителем министра обороны, но, опираясь на дружбу с Хрущевым, вел себя довольно независимо. Они оба, Хрущев и Жуков, открыто ругали Сталина и выдумывали всякие небылицы. Но это остается на их совести. В книге Жукова (имеются в виду „Воспоминания и размышления“. — В.Д.) я уже прочитал другое. Наши отношения с Г.К.Жуковым стали поистине драматическими, когда он в феврале 1955 года был назначен министром обороны и получил „карт-бланш“ от Н.С.Хрущева. Вся накопившаяся к Сталину неприязнь, как распрямившаяся пружина, чувствовалась в эти дни во всем поведении Жукова. Он как бы стремился наверстать потерянное время и славу».[504]

В свою очередь Н.С.Хрущев вспоминал: «С огромным уважением и по-дружески я относился тогда (в середине 50-х годов. — В.Д.) к маршалу Жукову. Нас сблизила война. К тому же у меня с ним не происходило никогда никаких столкновений. Когда Сталин после войны распространил на него опалу, я Жукову сочувствовал. Он на меня производил сильное впечатление умом, военными знаниями и твердым характером».

7 ноября 1953 года Жуков был приглашен на дипломатический прием по случаю годовщины Октябрьской революции. Во время банкета посол США в Москве Чарльз Болен после очередного тоста за мир предложил выпить не только за мир, но и за справедливость, поскольку без справедливости в международных делах никогда не будет прочного мира. «Ссылка на справедливость вызвала раздражение у советских официальных лиц, — вспоминал Болен, — особенно у Кагановича, который ответил длинной речью. Ее суть сводилась к тому, что в мире существуют различные концепции справедливости, тогда как мир — это то, что все народы понимают одинаково. Тогда поднялся Жуков, занявший место Булганина, успевшего напиться мертвецки пьяным. К моему удивлению, он сказал, что хотел бы поддержать тост за мир, предложенный американским послом… С уверенностью можно сказать лишь то, что Жуков демонстрировал свою независимость от кремлевских политиков».

Болен, наверное, был прав, хотя Жуков и осознавал совершенно обратное: свою безусловную зависимость от интриг властных кругов. Интриг, не выходящих по своей сути за черту кухонных семейных сцен. Но черта между ним, плоть от плоти представлявшим глубинные народные слои — «землю», как говорили раньше, — и власть предержащими была очевидна. С ними Жукову было не по пути.

Отходил от них, пытался устроить свои личные дела. Слишком запутанные. Выхлопотал Г.А.Семеновой и ее матери квартиру на улице Горького, помог Галине устроиться на работу в госпиталь Бурденко. И в то же время зарегистрировал наконец-то свой брак с Александрой Диевной. Кто-то любил, кто-то терпел унижения и мучился. Постоянные выяснения между женщинами семейных отношений, сопровождавшиеся обращениями в ЦК, надоели даже Н.С.Хрущеву, который резко осудил совместную поездку Жукова с Семеновой в Болгарию.

В своей записной книжке Георгий Константинович отметил: «По прибытии в Москву мне позвонил Булганин и сказал, что Никита неодобрительно высказался на Президиуме ЦК о том, что я отдыхал в Варне с Галиной. Это меня возмутило, и в горячке я по адресу Никиты высказал ряд резких слов, которые Булганин тут же постарался передать Хрущеву, с которым у меня вскоре состоялся на эту тему примирительный разговор. Никита сказал: „Я не возражаю против Галины, но рекомендую не торопиться“. Тогда я не понял, что он своим „благожелательством“ хочет иметь в моем лице верного друга, который поддержит его в борьбе за власть».