Жуков. Рожденный побеждать

После ликвидации восстания в Тамбовской губернии Жуков назначается командиром 2-го эскадрона 38-го Ставропольского кавалерийского полка 7-й Самарской кавалерийской дивизии. А. Л. Кроник, бывший в то время старшиной эскадрона, оставил нам следующий портрет своего командира: «Был он невысок, но коренаст. Взгляд у него спокойный, неназойливый, но цепкий, оценивающий. Скованности в позе комэска не угадывалось, но и той естественной расслабленности, которую может себе позволить человек, ведущий непринужденную застольную беседу, я тоже в нем не чувствовал. Движения его были сдержанны. Он, вероятно, был очень крепок физически, а в сдержанности каждого его жеста я чувствовал выработанную привычку постоянно контролировать себя, что свойственно людям волевым, внутренне дисциплинированным. Я сразу почувствовал, что мой комэск — настоящая военная косточка…»^{6}

Пути Жукова и Кроника снова пересекутся в годы Великой Отечественной войны. Кроник родился в 1903 г. в Вильно, участвовал в Гражданской войне, командовал пограничным полком в советско-финляндскую войну 1939–1940 гг., заочно закончил Военную академию им. М. В. Фрунзе. Во время Великой Отечественной войны Александр Львович был начальником штаба и командиром стрелковой дивизии. В мае 1947 г. генерал-майор Кроник уволился в запас. Он преподавал в Черновицком государственном университете и Киевском художественном институте, работал старшим научным сотрудником в Институте истории АН Украины, а затем в Министерстве высшего и среднего специального образования и ушел из жизни 20 декабря 1976 г.

По воспоминаниям Кроника, командир эскадрона не терпел издевательств над подчиненными. При Георгии Константиновиче в эскадроне сложились прекрасные товарищеские отношения между бойцами и командирами, что способствовало укреплению разумной дисциплины и исполнительности. Это не означало, что Жуков допускал панибратство, которое гибельно для воинского коллектива. Тот же Кроник отмечает и строгость, и крутость Жукова, которые, однако, не подрывали его высокий командирский авторитет. Это достигалось прежде всего личным примером комэска. Он не любил переносить или пересматривать намеченные планы, отменять собственные приказы. Жуков мастерски владел саблей и штыком, учил подчиненных совершать стремительные марши, вести наступательные и оборонительные бои в любое время года и суток. Еще одна отличительная черта Георгия Константиновича — стремление быть первым во всем, что касается воинской службы и боевой учебы. В феврале 1923 г. его эскадрон отличился на полковом смотре, а в марте, во время инспекторской проверки, по всем показателям занял первое место в дивизии, за что получил благодарность от командующего войсками Западного фронта М. Н. Тухачевского. А вскоре, 24 апреля, Жукова назначают помощником командира 40-го Бугурусланского кавалерийского полка 7-й Самарской кавалерийской дивизии, а 8 июля он вступает во временное командование 39-м Бузулукским кавалерийским полком той же дивизии.

Г. К. Жуков, прибыв в полк, нашел его в плачевном состоянии, о чем доложил 1 октября 1923 г. командиру дивизии Г. Д. Гаю (Гайк Бжишкян). В докладе отмечались: неумение подразделений развертываться в лаву; слабое знание личным составом стрелкового дела; незнакомство его с новейшей военной техникой и войсками других родов, неудовлетворительная подготовка младшего комсостава^{7}. Основными причинами этого являлись неказарменное расквартирование полка, плохое материально-техническое снабжение. Со свойственной ему энергичностью Жуков принялся за наведение порядка в полку и повышение качества обучения личного состава. С этой целью были проведены двусторонние учения (полк против полка) по отработке встречного боя, наступления как днем, так и ночью. Особое внимание командир полка уделял организации и ведению разведки, подготовке инициативного и исполнительного красноармейца и командира, укреплению воинской дисциплины. Иногда требовательность Жукова перерастала в необоснованную строгость, что вызывало недовольство у некоторых его подчиненных. В вышестоящие штабы шли жалобы, и с ними приходилось разбираться. Но попытки воздействовать на Жукова не приносили ощутимых результатов. Пройдут годы, и он признает: «Оглядываясь назад, думаю, что иногда я действительно был излишне требователен и не всегда был сдержан и терпим к поступкам подчиненных. Меня выводила из равновесия та или иная недобросовестность в работе, в поведении военнослужащего. Некоторые этого не понимали, а я, в свою очередь, видимо, недостаточно был снисходителен к человеческим слабостям. Конечно, сейчас эти ошибки стали виднее, жизненный опыт многому учит. Однако и теперь считаю, что никому не дано права наслаждаться жизнью за счет труда другого…»^{8}