Жуков. Маршал на белом коне

«Первое время я очень скучал по деревне и дому, — писал о своей скорняцко-московской одиссее маршал. — Я вспоминал милые и близкие сердцу рощи и перелески, где так любил бродить с Прохором на охоте, ходить с сестрой за ягодами, грибами, хворостом. У меня сжималось сердце и хотелось плакать. Я думал, что никогда уже больше не увижу мать, отца, сестру и товарищей. Домой на побывку мальчиков отпускали только на четвёртом году, и мне казалось, что время это никогда не наступит».

Двоюродные братья дружили как родные. Во всём друг другу помогали, выручали в сложных обстоятельствах. Вместе осваивали скорняжное дело и искусство торговли. Вместе развлекались. И учились. Александр хорошо знал немецкий язык и учил Егора, давал ему регулярные уроки. В свободное время гуляли по Москве. Захаживали и в книжные лавки, покупали книжки. Кроме учебников приобретали дешёвые переводные издания приключений лондонского сыщика Шерлока Холмса[5] и американского его собрата Ника Картера[6].

Чтение для Жукова ещё в Стрелковке стало любимым занятием. Но в деревне книг было мало. А тут столица открыла перед ним свои кладовые… Когда он ходил в школу в Величкове, учитель Сергей Николаевич Ремизов время от времени давал ему что-нибудь из своей библиотеки. А потом, когда Егор всё возможное и посильное для его возраста перечитал, сказал жадному до чтения ученику: «Вот окончишь школу, подрастёшь и поедешь в Москву. Там устроишься учеником в типографию. Станешь мастером-печатником. Вот уж где книги вольные будут!»

Но родители и дядя знали лучше, как устроить его будущее. А книги никуда не ушли…

Иногда Александр приносил такую книгу, смысл которой осилить было непросто. И Жуков понял, что знаний, образования его не хватает для того, чтобы мыслить и понимать мир шире и глубже. Поэтому детективы и приключенческие книги ему вскоре наскучили, и они с Александром принялись за учебники математики, русского языка и географии. На полке у Жукова появились научно-популярные книги, описания путешествий и природных явлений, справочники. Хозяин, наблюдая за увлечениями детей и тягой к знаниям, сдержанно поощрял их.

Вскоре Жуков поступил на вечерние общеобразовательные курсы. Они «давали образование в объёме городского училища». Сочетать работу и учёбу было непросто: «…уроки приходилось готовить ночью на полатях, около уборной, где горела дежурная лампочка десятка в два свечей».

В воскресные дни и по великим праздникам Михаил Артемьевич всех домашних вёл в храм Воскресения Словущего, что стоял неподалёку. В нём был довольно хороший хор. Дядя, по воспоминаниям Жукова, в буквальном смысле приходил в восторг и священный трепет, слушая церковные песнопения. После службы был торжественный обед. После обеда глава семьи отпускал всех на волю. Если случалось особо приподнятое настроение, мог подарить по серебряному николаевскому полтинничку. Братья были предоставлены сами себе. Обычно они отправлялись на прогулку по городу.

Михаил Пилихин-младший вспоминал: «В 1911 году отец взял меня из школы на своё предприятие в ученики на четыре года на тех же основаниях, как и других учеников.

Георгий Жуков взял надо мной шефство, знакомил меня с обязанностями, в основном убирать помещения, ходить в лавочку за продуктами, ставить к обеду самовар. А иногда мы с Георгием упаковывали товары в короба и носили в контору для отправки по железной дороге. Во время упаковки товара Георгий, бывало, покрикивал на меня, и даже иногда я получал от него подзатыльник. Но я в долгу не оставался, давал ему сдачи и убегал, так как он мог наподдать мне ещё. За меня заступался мой старший брат Александр, он был одногодок с Георгием. А в основном жили очень дружно…

В воскресные дни отец брал нас в Кремль, в Успенский собор. Он всегда проходил к алтарю, где находился синодальный хор, который состоял почти исключительно из мальчиков. Отец очень любил слушать пение этого хора. Нас он оставлял у выхода из собора, так как мы, малыши, не могли пройти сквозь толпу к алтарю. Отец уходил к алтарю, уходили и мы из собора, бродили по Кремлю. А когда в конце службы звонили в колокол к молитве „Отче наш“, мы быстро возвращались к входу в собор и все вместе шли домой. Синодальным хором дирижировал Николай Семёнович Голованов, впоследствии главный дирижёр Большого театра. Мой отец с Н. С. Головановым и его женой Антониной Васильевной Неждановой, знаменитой певицей, был хорошо знаком, и, когда мой отец умер в декабре 1922 года, Н. С. Голованов с синодальным хором принял участие в похоронах».

По всей вероятности, дружба семьи музыкантов и артистов и меховщика происходила не только из душевной близости — регент хора и певица являлись заказчиками у Пили-хина-старшего. Клиенты Михаила Артемьевича были люди знатные.