В разгар жесточайших сражений, когда, казалось, нельзя было ни на минуту оторваться от текущих дел, Жуков и его помощники проделали серьезнейшую аналитическую работу. Вместе с руководящими оперативными работниками Генштаба он снова и снова изучал развертывание немецких войск на советско-германском фронте. В первую очередь определялись танковые группы противника, а в конце и их возможности. Они были основной пробивной силой вермахта. Объективно, с максимально возможной точностью определялись их потери. Вывод был однозначен: потрепанные танковые и моторизованные дивизии врага нуждаются в пополнении. Немцы не могут надеяться на успех везде. Более того, анализ показывал, что удар будет нанесен только там, где, по представлению германских генералов, нет прочной обороны Красной Армии. Генеральный штаб пришел к выводу, что по этой причине прямой удар на Москву в ближайшее время маловероятен.
Еще раз просчитав все варианты, руководство Генштаба заключило, что с учетом всех обстоятельств, в том числе и конфигурации линии фронта, противник нанесет удар по Центральному фронту, прикрывавшему гомельское направление, с целью выйти во фланг и в тыл Юго-Западному фронту. 29 июля Жуков во всеоружии накопленных материалов направил докладную об этом в Ставку. С сокрушенным сердцем он писал: во избежание окружения войска Юго-Западного фронта нужно отвести за Днепр. Киев придется оставить. Чтобы предотвратить тяжкие последствия неминуемого гитлеровского наступления, Жуков подчеркнул необходимость укрепить Центральный фронт и за счет войск, прикрывавших Москву с запада.
Последовал вызов в Ставку. Разгневанный Сталин встретил Жукова в присутствии Маленкова и Мехлиса. В последовавшем тяжелом разговоре они, разумеется, словами и жестами поддерживали выходившего из себя Сталина.
— Вы что же, — зловеще спросил он, — считаете возможным ослабить направление на Москву?
Жуков объяснил, что нужно победить в споре со временем — через две недели сюда можно подбросить около десятка дивизий с Дальнего Востока. Тем временем сосредоточить две армии за правым флангом Юго-Западного фронта для отражения неизбежного удара врага. Разумеется, держать крепкую оборону по Днепру. А в заключение предложил немедленно организовать контрудар в районе города Ельни (Ельнинского выступа), захваченного немцами в самом конце июля, откуда они могли возобновить наступление на Москву.
Сказанного было слишком много для Сталина, человека, обладавшего, по словам Жукова, порывистым характером. Он вспылил:
— Какие там еще контрудары, что за чепуха? Как вы могли додуматься сдать врагу Киев?
Жуков был наделен характером не менее «порывистым» и не сдержался, точнее, вероятно, и не счел необходимым сдерживаться. Глубоко уязвленный тем, что перечеркивается кропотливая работа Генштаба, не принимаются в расчет знания и опыт его работников, он бросил:
— Товарищ Сталин, прошу выбирать выражения.
Я начальник Генерального штаба, если вы, как Верховный Главнокомандующий, считаете, что ваш начальник Генерального штаба городит чепуху, то его следует отрешить от должности, о чем я и прошу вас, и послать на фронт. Там я, видимо, принесу больше пользы Родине.
— Вы не горячитесь, — сказал Сталин. — А впрочем… Мы без Ленина обошлись, а без вас тем более обойдемся.
Последовал острый обмен репликами.
«Тут, — писал впоследствии Жуков, — как всегда, Мехлис подлил масла в огонь:
— Кто вам дал право так разговаривать с товарищем Сталиным?
Я ответил Мехлису: «Сложившаяся обстановка требует решительных мер, поэтому я их так и отстаиваю».
Сталин, сверкнув глазами, сказал: «Идите, работайте, через полчаса мы с вами поговорим…»
Именно по этому поводу Жуков рассказывал о Сталине: «Бывал он груб, очень. По своему характеру я в некоторых случаях не лез за словом в карман. Случалось даже, что резко отвечал на его грубости, причем шел на это сознательно, потому что иногда нужно было спорить, иначе я бы не мог выполнить своего долга». Жукова на месте освободили от поста начальника Генштаба и. коль скоро он указал на опасность Ельнинского выступа, удовлетворили его просьбу заняться им.
Сталин сверх всего бросил нелестные реплики в адрес Красной Армии. Они запечатлелись в памяти Жукова:
— Хотите наступать? — иронически спросил он.
— Да. — ответил я.
— Считаете, что с нашими войсками можно проводить наступление? — продолжал он так же иронически. — Им еще не удалось ни одно наступление, а вы собираетесь наступать?
Жуков ответил, что надеется на успех. Он получил назначение командующим Резервным фронтом, развернутым в районе Ельнинского выступа.
Но, подчеркнул Сталин, Жуков остается членом Ставки Верховного Главнокомандования. Через несколько дней Жуков, сдав дела маршалу Б. М. Шапошникову. выехал в район Гжатска, где находился штаб вверенного ему фронт.