Он смотрит дальше. 6 июля Жуков указывает командующему Юго-Западным фронтом генерал-полковнику М. П. Кирпоносу, что Генштаб не согласен с расформированием механизированных корпусов и укомплектованием мотопехоты за счет танкистов. «Если это провести в жизнь, мы останемся без танкистов и без кадров танковых войск. Танковые (имеются в виду механизированные.
В первые недели войны изыскивались все возможности для отражения бешеного натиска вермахта. На фронт бросалось решительно все. Кому-то в Генштабе пришла мысль использовать на московском направлении морскую артиллерию. По словам адмирала Н. Г. Кузнецова, запрос об этом был сделан «еще в конце июня, когда бои громыхали далеко на западе». Кузнецов отдал приказ собрать под Вязьмой два дивизиона (восемь батарей) морских орудий калибром 100, 130, 152 миллиметра. Естественно, Сталину поторопились доложить, что на защиту столицы становятся и моряки. В начале июля на вопрос И. В. Сталина: «Как обстоит дело с морской артиллерией?» — «Она уже на колесах», — браво доложил Кузнецов. Надо думать, распорядительность командования флота и на суше — дивизионы были поставлены у станции Издешково, западнее Вязьмы, — пришлась по сердцу Сталину. Неизбежно пришла на ум риторика и героика гражданской войны, моряки, опоясанные пулеметными лентами. Гвардия революции на защите столицы.
Командование сухопутной артиллерии, в те недели возглавлявшееся генерал-полковником Н. Д. Яковлевым, обуревали тревоги противоположного свойства: как вывести из-под удара врага артиллерию особой и большой мощности, то есть орудия примерно тех калибров, которые моряки лихо выставили у Вязьмы на пути возможного наступления неприятеля. 15 июля начальник Главного артиллерийского управления Н. Д. Яковлев обращается к тому, кто, вероятно, один мог понять трагизм положения и вынести единственно правильное решение, — начальнику Генерального штаба Г. К. Жукову: «Характер боевых действий, развивающихся на всех фронтах, не представляет возможности эффективно использовать в боях артиллерийские полки и отдельные дивизионы Резерва Главного командования большой и особой мощности. Ценная материальная часть подвергается риску потери… Прошу вашего распоряжения о выводе частей БМ и ОМ на территорию внутренних округов, приведения их в порядок и подготовке к боевым действиям в соответствии с их предназначением».
На следующий день, 16 июля, начальник Генерального штаба генерал армии Г. К. Жуков ставит на документе, в котором перечислены номера многих десятков артиллерийских полков и дивизионов ОМ и БМ, лаконичную резолюцию: «Немедленно отвести». Он мог быть уверенным, что дело останется на этом уровне, не пойдет выше, где могут превратно истолковать, прямо скажем, смелое решение. Я. Д. Яковлева, говорил Жуков в 1966 году, «я хорошо знал еще до войны», а, воздавая должное «выдающимся работникам» военных лет, прославленный маршал начал с начальника ГАУ, подчеркнув, что он «создал в руководимом им аппарате атмосферу взаимного уважения и доверия». Не случайно и то, что описанный документ об отводе артиллерии ОМ и БМ в архиве оказался подшитым в делах Резервного фронта. А это значит — отбывая через две недели на фронт, Г. К. Жуков взял среди важнейших и этот документ с собой, дабы не давать пищи для праздных размышлений другим…
Могли ли они возникнуть? Разумеется! Н. С. Хрущева до смерти так ничто и не научило. Давно ушла в небытие Отечественная, вышла о ней библиотека книг, а он примерно через три десятилетия, подсвистывая протезом, шепелявил в микрофон магнитофона о том лете 1941 года: «Мы оказались и без артиллерии. Маленков говорит (в доверительном разговоре с Хрущевым. —
В 1941 году Хрущевы имели власть, а как они применяли ее, показали 1937-й и последующие годы. Они, в сущности, малокомпетентные люди не поняли бы смысла отвода артиллерии ОМ и БМ в тыл и обрушились бы на тех, кто, по их мнению, был виноват. При дефиците «доверия» при сталинщине последствия могли быть самыми непредсказуемыми.