В этом духе без промедления отдавались приказы по вермахту: об обращении с гражданским населением и о «комиссарах». Их суть — физически истреблять коммунистов и всех, кто оказывает сопротивление или заподозрен в нем. После войны германские генералы усмотрели в этих приказах одну из причин поражения Германии. Генерал Гудериан припомнил: приказ «отменял обязательное применение военно-уголовных законов к военнослужащим, виновным в грабежах, убийствах и насилиях гражданского населения и военнопленных. Такой приказ мог способствовать лишь разложению дисциплины». Фельдмаршал Э. Манштейн: «Предписывался немедленный расстрел всех попавших в плен политических комиссаров Красной Армии — носителей большевистской идеологии. Выполнение этого приказа угрожало не только чести войск, но и моральному духу».
Генералы рассуждали как профессионалы. Они даже после поражения носились с несбыточными мечтами.
Все это нужно было иметь в виду, но «Сталин, — отмечал Жуков, — переоценил меру занятости Гитлера на Западе, считал, что он там завяз и в ближайшее время не сможет воевать против нас. Положив это в основу всех своих прогнозов, Сталин после разгрома Франции, видимо, не нашел в себе силы по-новому оценить обстановку.
Война в Финляндии показала Гитлеру слабые стороны нашей армии. Но одновременно она показала это и Сталину. Это было результатом 1937–1938 годов, и результатом самым тяжелым.
Если сравнить подготовку наших кадров перед событиями этих лет, в 1936 году, и после этих событий, в 1939 году, надо сказать, что уровень боевой подготовки войск упал очень сильно. Мало того, что армия, начиная с полков, была в значительной мере обезглавлена, она была еще и разложена этими событиями. Наблюдалось страшное падение дисциплины, дело доходило до самовольных отлучек, до дезертирства. Многие командиры чувствовали себя растерянными, неспособными навести порядок».
Подрыв мощи Красной Армии в результате репрессий неизменно учитывали Гитлер и его непосредственное окружение в стратегическом планировании войны против Советского Союза. И не только это. Если в отношении чисто военных факторов гитлеровское руководство уверовало в свое превосходство, то политические аспекты войны оно вознамерилось разрешить с тупоголовой прусской прямотой — физически истребить тех, кто был верен идеалам социализма. Как заметил тот же Манштейн, Гитлер «исходил из предположения, что ему удастся разгромить Советский Союз в военном отношении в течение одной кампании. Но вообще, если это и было возможно, то только в том случае, если бы удалось подорвать советскую систему изнутри». Битый Манштейн ломился в открытую дверь — Гитлер именно стремился подорвать силу нашей борьбы, приказывая уничтожать авангард советского общества — коммунистов.
Когда 14 июня 1941 года верхушка нацистского рейха и высшее командование собрались в имперской канцелярии в Берлине на последний инструктаж и выслушали еще двухчасовую речь Гитлера, его ближайший подручный Геринг воскликнул — фюрер поведет Германию к такой же победе, как на Западе. Гитлер резко поправил его:
— То будет, Геринг, наша самая тяжелая борьба, самая тяжелая!
Опешивший Геринг осведомился: почему?
— Впервые нам предстоит сражаться против идеологического врага, фанатичного идеологического врага.
Говорившееся за гранитными стенами имперском канцелярии, в которой в глубокой тайне совещались злодеи, не могло быть известно. Но в Советском Союзе знали, и Генеральный штаб в этом отношении не был исключением, что предстоявшая война неизбежно будет носить классовый характер. Молодежь была пронизана самым высоким патриотизмом. В канун Дня Победы 9 Мая 1988 года Маршал Советского Союза С. К. Куркоткин в интервью корреспонденту газеты «Известия» напомнил: «Нет, никто не тянул молодежь тридцатых в военные училища — шли сами, по зову сердца». Больше всего, сказал маршал, ему не нравится в суждениях о той войне «показ поколения тридцатых-сороковых годов эдакими истуканами. Будто и на войну мы шли из-под палки, под страхом репрессий, и защищали не Родину, а Сталина».
Все знали — коммунисты пойдут в первых рядах защитников Родины, цементируя Красную Армию. В единстве партии и народа — мощь нашего государства. Солдат партии, каким всегда считал себя Г. К. Жуков, в подлинной партийно-политической работе в войсках, а не в охоте за «врагами народа» видел ключ к обеспечению высокого боевого духа армии, стоявшей на пороге величайшей из войн в истории человечества. В 1940-м — начале 1941 года на партийно-политическую работу в армию были направлены тысячи и тысячи коммунистов. В канун войны примерно 13 процентов личного состава Красной Армии были коммунистами, а 40 процентов — комсомольцами. Не было ни одного взвода, где бы не было коммунистов.
Генерал армии, коммунист Георгий Константинович Жуков полагался на них.
ГРЯНУЛА ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ