Жук<br />(Том I)

— Все отлично, впрочем, я уже готова идти — здесь становится скучновато, — она сказала это, не спуская с меня озорных глаз — и Лессинхэму ничего не оставалось, кроме как обратить на меня внимание:

— Не так часто вы изволите почтить нас своим присутствием.

— Вы правы. У меня есть занятия поинтереснее.

— Это вы зря. Нынче стало модным недооценивать Палату общин и работу, ведущуюся здесь; не ожидал, что и вы присоединитесь к хору простецов. Нельзя вообразить дела благороднее, чем попытка усовершенствовать государственную жизнь.

— Благодарствую… Надеюсь, вы чувствуете себя лучше, чем утром.

Его глаза сверкнули, но он быстро взял себя в руки: сделал вид, что не понял, не удивился, не возмутился.

— Спасибо… Чувствую себя отлично.

Марджори заметила, что я говорил о чем-то неизвестном другим и что побуждения мои не из чистых.

— Пойдемте же, нам пора. Это мистеру Атертону сегодня нездоровится.

Она взяла Лессинхэма под руку, и тут подошел ее отец. Старик Линдон взирал на дочь, стоящую под руку с Апостолом, так, словно не верил собственным глазам.

— А я думал, ты у герцогини.

— Так и было, папа, но сейчас я здесь.

— Здесь! — Линдон принялся заикаться и запинаться и побагровел так, как делал при крайнем волнении. — Чт… что ты тут вообще делаешь? Г… где экипаж?

— Там, где ему и положено, ждет снаружи — если, конечно, лошади не понесли.

— Я… я… я сам тебя провожу. Мн… мне не нравится, что ты пришла в… в такое место, как это.

— Спасибо, папа, но меня проводит мистер Лессинхэм… Поговорим позже… До встречи.

Наверное, я никогда не видел ее более холодной, чем в эту минуту. На дворе век женских свобод. Девушкам ничего не стоит вертеть своими матерями, что уж говорить об отцах, но то, как эта барышня уплыла прочь под руку с Апостолом, оставив родителя на месте, было зрелищем своеобычным.

Кажется, Линдон поверить не мог, что эта парочка взяла и так запросто ушла. Они успели скрыться в толпе, а он стоял и смотрел им вслед; лицо его все сильнее краснело, пока на лбу не выступили вены; мне подумалось, что его вот-вот хватит удар. Потом он, со вздохом, повернулся ко мне.

— Безобразие! — Я предпочел думать, что речь идет о покинувшем нас джентльмене, хотя из последовавшей тирады старика это было не столь очевидно. — Только сегодня утром я запретил ей с ним якшаться, а т… теперь он уходит с ней под ручку! Г… грязный авантюрист! Вот именно, авантюрист; и в скором времени я скажу ему это прямо в лицо!

Сжав кулаки и сунув их в карманы, он удалился, пыхтя, как огорченный кит, а так как он проговорил все вслух, люди вокруг остались недоумевать, в чем дело. Стоило Линдону удалиться, как ко мне подошел Вудвилль, в той же мере огорченный.

— Она ушла с Лессинхэмом, ты это видел?

— Конечно, видел. Когда кому-то удается произнести такую речь, какую произнес Лессинхэм, с ним пойдет любая — сочтет это за счастье. Вот будешь облечен той властью, что есть у него, и используешь ее во благо страны, идти даме с тобой — но пока извини.

Он, как всегда, притворялся, что протирает монокль.

— Как же тяжко. Когда я узнал, что она тут будет, я сам едва не решился выступать, честное слово, просто не знал, о чем говорить, да и говорить я не мастак… да и как выступить, если тебя оттерли на галерею?

— Действительно, как бедолаге быть?.. не забираться же на перила и орать, пока друг сзади за ремень придерживает.

— Точно тебе говорю, однажды я выступлю… просто обязан сделать это, а ее, как назло, не окажется в зале.

— Значит, тебе крупно повезет.

— Думаешь?.. Может, и так. Правильно, я все испорчу, а если она это увидит, то я совсем пропал! Как на духу говорю, в последнее время мне очень хочется стать поумнее.

Он почесал переносицу моноклем, смешной безутешный неудачник.

— Не вешай нос, Перси!.. Встряхнись, дружище! Голосование позади… ты свободен… давай-ка кутнем.

Так мы и поступили.

Глава 16. Волшебный пар Атертона

Я повел его ужинать в «Геликон». Всю дорогу в наемном экипаже он пытался поведать мне историю о том, как делал Марджори предложение, и, когда мы доехали до клуба, был все еще далек от ее окончания. Как обычно, внутри оказалась толпа, но нам удалось раздобыть себе столик в углу зала и, прежде чем подали еду, он опять завел речь о том же. Вокруг нас было много народу, и все они, кажется, говорили разом; играл оркестр — в «Геликоне» по вечерам не звучит одинокое пианино; так что Перси нашел не самое подходящее место для беседы, но, учитывая деликатность темы, он изливал мне душу не очень громко, оставаясь в рамках приличий, однако в процессе рассказа голос его не переставал повышаться. Но таков уж чудак Перси.

— Ты не представляешь, сколько раз я пытался поговорить с ней — не счесть.

— И поговорил?

— Да, говорил при каждой нашей встрече — почти об этом, но все никак не получалось высказаться открыто, сам понимаешь.

— Почему?

— Ну, только я опять собрался сказать: «Мисс Линдон, могу ли я преподнести вам дар своей привязанности…»

— Это вот так ты всякий раз намеревался начать?