Я и чувствовала себя больной, и даже хуже. Однако при этом я не могла бы описать сиделке свои неприятные ощущения. По какой-то непонятной причине я даже утратила контроль над своим речевым аппаратом и начала заикаться.
– По-по-послушайте, я действительно не о-о-чень хорошо с-себя чувствую, – с трудом пробормотала я, обращаясь к сиделке. – Ду-ду-думаю, мне лучше лечь в постель.
С этими словами я, спотыкаясь, поплелась к двери, понимая, что сиделка, широко раскрыв глаза, неотрывно наблюдает за мной. Когда я вышла из комнаты, мне почему-то стало казаться, что Нечто, незримое присутствие которого я так остро чувствовала только что, отправилось следом за мной и я оказалась наедине с ним в пространстве коридора. Я была настолько сильно охвачена этим ощущением, что внезапно, прижавшись спиной к стене, присела на корточки, словно в ожидании удара.
Не помню, как я добралась до своей спальни. Там меня уже ждала Фаншетт, горничная. В этот момент ее присутствие оказалось более чем кстати, поскольку оно подействовало на меня успокаивающе. Однако затем я заметила, что она смотрит на меня с плохо скрытым изумлением.
– Мадемуазель плохо себя чувствует?
– Спасибо за беспокойство, Фаншетт, я просто… просто очень устала. Сегодня я разденусь сама – вы можете отправляться спать.
– Но если мадемуазель сильно устала, может, мне следует ей помочь?
Предложение было весьма резонное – и очень любезное, надо признать, поскольку если уж на то пошло, то причин чувствовать усталость у моей собеседницы было как минимум не меньше, чем у меня. Я заколебалась. Мне захотелось обвить руками шею женщины и попросить ее никуда не уходить и остаться со мной. Однако я, откровенно говоря, просто постеснялась это сделать. Умом я понимала, что ужас, который внезапно овладел мной, был настолько беспричинным, что и помыслить нельзя было о том, чтобы праздновать труса на глазах у горничной. Между тем, пока я раздумывала над тем, как поступить, мне показалось, будто что-то невидимое пронеслось мимо меня по воздуху, слегка задев мою щеку. Я схватила горничную за руку.
– Фаншетт! Скажите, что-нибудь или кто-нибудь, кроме нас, есть в этой комнате?
– Что-то? В комнате? Что мадемуазель имеет в виду?
Горничная заметно встревожилась – и это, мягко говоря, было вполне простительно. Я знала, что Фаншетт не отличается большим умом, и если мне потребуется поддержка, вряд ли сможет ее оказать. Поэтому в итоге я решила, что если уж и буду валять дурака, то наедине с собой. И отослала горничную.
– Вы ведь слышали – я сказала, что разденусь сама. Так что отправляйтесь в постель.
После этих моих слов Фаншетт повиновалась – судя по всему, весьма охотно и с большим облегчением.
Едва она вышла из комнаты, как мне захотелось, чтобы она вернулась. На меня накатил такой приступ страха, что я почувствовала, что совершенно неспособна сдвинуться с того места, где стояла, и что, если я не хочу рухнуть на пол, мне нельзя шевелиться. До этого у меня за всю жизнь ни разу не было повода заподозрить, что я трусиха – или что у меня, как принято говорить, «слабые нервы». И темноты я никогда не боялась. Поэтому я принялась убеждать себя в том, что мое состояние – это какой-то абсурд, нечто совершенно для меня нетипичное, и что, когда настанет утро, мне будет стыдно за мое нынешнее поведение.
– Марджори Линдон, если ты не хочешь выглядеть в собственных глазах как трусливая идиотка, заслуживающая презрения, собери в кулак все свое мужество – и эти глупые страхи улетучатся.
Но мои страхи, увы, никуда не делись. Вместо того чтобы улетучиться, они еще больше усилились. У меня появилась уверенность, причем совершенно непоколебимая, что со мной в комнате в самом деле находится нечто ужасное, что до сих пор оставалось неразличимым, но в любой момент станет видимым для моих глаз. С неописуемым отчаянием я начала осознавать, что Это, находясь в непосредственной близости от меня, одновременно находится и рядом с Полом. Что ужас, сковывающий меня, связывает нас с ним воедино. Что в этот самый момент, угрожая мне, неизвестное зло угрожает и моему возлюбленному – и что я не силах пошевелить даже пальцем, чтобы помочь ему. В мозгу у меня словно открылся третий глаз, позволяющий мне видеть не только комнату, в которой находилась я сама, но и помещение, в котором находился мой избранник. Он сидел на корточках на полу, закрыв лицо руками, и пронзительно кричал. Видение снова и снова возникало в моем воображении – я отчетливо различала каждую деталь, вплоть до мельчайших подробностей. Наконец ужас окончательно парализовал мой разум, и я тоже издала отчаянный крик:
– Пол! Пол!
Как только я услышала собственный голос, видение исчезло. Я обнаружила, что стою посреди собственной спальни, в которой ярко горит свет, и что раздеваться я еще даже не начинала.
– Я что, схожу с ума? – не то подумала, не то спросила я вслух.