Жуга. Осенний лис

– Начинай!

Герта опустила глаза, потом сосредоточилась и вполголоса зашептала, медленно подбирая слова. Травник вслушивался, изредка вставляя слово-другое, потом зашептал вместе с ней, но сразу остановился и прислушался.

– Нет, так нельзя, – сказал он. – Кровь сочится. Смени ритм. Говори, как качает волна, держи сердцебиение… Да, так. Обожди, сейчас я сдвину это ребро…

Сеть заклинаний медленно опутывала спящего. Шептали оба, словно песню на два голоса. Даже днём был виден свет, затеплившийся в ранах глубоко внутри. Тил с интересом наблюдал за их действиями, но не вмешивался. Молчал. Жуга отметил про себя, что тот, похоже, всё это прекрасно понимает.

– Не получается, – Гертруда вновь откинулась назад. Перевела дыхание, встряхнула руками.

– Не останавливайся.

– Без толку. Оставь его, ты видишь: ему не хватит сил.

– Возьмёт у нас.

– Ты слишком слаб, и я тоже. Нам его не удержать.

– Яд и пламя, ты права… Здесь нужен кто-нибудь ещё. Тил! А, чёрт…

– Он умирает.

– Вижу! Тил, иди сюда. Сосредоточься… Чёрт, не так резко! Что ты делаешь?!

– Держу…

– С ума сошёл? Ты его задушишь. Не лезь ему в башку, ты не удержишь! Нет, так нельзя, так мы его погубим… Яд и пламя, если б можно было на кого-то это перевесить! На кого-то, кто бы чувствовал его, был рядом…

– Опомнись! Чтобы научиться чувствовать такое, надо полжизни с ним прожить.

Оба умолкли и посмотрели друг на друга.

– Магнус, – выдохнул Жуга. – Гертруда, Магнус! Они же близнецы!

Герта нерешительно кивнула:

– Может подействовать.

Жуга повернулся к Тилу. Мотнул кудлатой головой:

– Веди сюда Магнуса. Скорее…

* * *

– …скорее, уж это Хуфнагель тебе спасибо сказать должен. Хозяин! Эй! – Вильям потряс пустым стаканом, демонстративно перевернув его вверх дном, и щёлкнул пальцами. – Ещё один грог!

– Не много ль будет? – спросил Жуга, сбрасывая пелену воспоминаний. – Ты уже вполне согрелся. Вернее, «подогрелся».

– Пусть его, – махнул рукою Яльмар. Побарабанил пальцами по краешку стола, задумчиво царапнул русалкину грудь, вздохнул и покосился на голландца-рулевого. – Да, Хуфнагель… Уж удружил так удружил. Видать, правду говорят: тот, кому раз по крыше стукнули, уже никогда как следует соображать не будет.

Вильям только фыркнул на это и демонстративно отвернулся. Поправил повязку. Ничего не сказал. Гертруда не сдержала улыбки. Мысли же травника приняли другое направление.

– Те четверо, – проговорил он, – ну, Хаконар и остальные… Ты так хотел, чтобы они лежали на освящённой земле. Они христиане?

– Ну. А чего? Норвежцы многие крестились. Я, например, тоже крестился. Три раза. Зачем ссориться с местными жителями из-за таких пустяков? Не воевать же с ними. Асы асами, а Христос Христом. Сами промеж себя как-нибудь разберутся, а мне жить надо.

– Ты никогда про себя не рассказывал.

– А ты и не спрашивал. Я сам отсюда, с севера Британии. Когда наш отец умер, мы с братьями получили усадьбу и земли вокруг, но поразмыслили и дробить хозяйство не решились. А тут ещё Торкель, мой старший брат, решил жениться, мы и рассудили поделить всё тихо-мирно, что мы, разбойники, что ль, какие? Такова судьба у младшего сына – всё в жизни добывать самому, и богатство, и славу, и дружину. Торкель уплатил мне отступную, я снарядил корабль и решил торговать. Плавал в Исландию, в Норвегию…

– А второй брат?

– Эрик, – Яльмар помрачнел, – был со мной, когда на нашу ладью напал Хальгрим. Я думал, что отомстил за него тогда. А вышло, что только сейчас. Ладно, чего вспоминать. Я после того собрал новую дружину и отправился в Галлен. А там… Ну, ты сам знаешь. Эй, кто-нибудь! Подайте пива. Сколь! – рявкнул он и поднял наполненную кружку. – Выпьем за Эрика и за наших ребят. Пусть лежат спокойно. И за Хальгрима тоже выпьем, чтобы лучше горел… Хотя, нет – Хальгрим как раз некрещёный. Он в наш ад загремит, где холод …[53]

* * *

…холод от сырой земли пронизывал насквозь. Во мраке за кладбищенской оградой расползалось жёлтое пятно от фонаря. Два человека в яме сосредоточенно орудовали лопатами, между делом перебрасываясь короткими фразами. Вильям прислушался.

– А вот ещё вопрос задам…

– Валяй.

– Ответь мне, кто прочнее строит, чем корабельщик, каменщик и плотник?

Помощник в меру сил придал лицу умное выражение, то есть нахмурил брови и выпучил глаза.

– Прочнее? А виселичный мастер. Виселица тыщу постояльцев переживёт.

Могильщик перестал копать, упёр лопату в землю и расхохотался.

– Ха-ха, это ты здорово сказал! Скажу по правде, виселица – это хорошо… Хотя постой-ка, как же это хорошо? Это хорошо для тех, кто поступает плохо, а ты как раз и поступаешь плохо, когда говоришь, что виселица построена крепче, чем, скажем, церковь. Разве ж это хорошо?

– Ну, что ты… Знамо дело, нет!

– О. – Могильщик многозначительно поднял грязный палец. – Отсюда ergo: виселица была бы хороша для тебя. Ну-ка, начинай сначала.

– Хм… «Кто прочнее строит, чем каменщик, судостроитель и плотник?» Так?

– Ага. Скажи – и можешь гулять.

– А вот скажу… скажу…

– Ну? Ну?

– Нет, чёрт, не могу. А кто?