Жозеф Бальзамо. Том 2

— Уж не заразились ли вы этой хворью у тех, кого свели с ума?

— Берегитесь! Вы меня страшно раздражаете вашими любезностями, в которые сами ничуть не верите.

— Графиня! Графиня! Поневоле поверишь если не в безумие ваше, то в неблагодарность.

— Нет, я в своем уме и не разучилась быть благодарной, просто я…

— Ну-ка, что же с вами такое?

— Я в ярости, господин герцог.

— В самом деле?

— А вы удивлены?

— Ничуть, графиня, слово дворянина, у вас есть на то причины.

— Вот это меня в вас и возмущает, маршал.

— Неужели что-либо во мне вас возмущает, графиня?

— Да.

— Но что, скажите на милость? Я уже стар, но готов угождать вам всеми силами!

— Меня возмущает, что вы понятия не имеете, о чем идет речь, маршал.

— Как знать.

— Вам известно, почему я сержусь?

— Разумеется: Самор разбил китайскую вазу.

По губам молодой женщины скользнула неуловимая улыбка; но Самор, чувствовавший за собой вину, смиренно понурил голову, словно готов был к тому, что сейчас на него обрушится град оплеух и щелчков.

— Да, — со вздохом сказала графиня, — да, герцог, вы правы, все дело в этом, и вы в самом деле тонкий политик.

— Я не раз об этом слышал, сударыня, — с преувеличенно скромным видом согласился герцог де Ришелье.

— Ах, что мне до чужих мнений, когда я и сама это вижу! Поразительно, герцог, вы тут же, на месте, не глядя ни направо, ни налево, нашли причину моего расстройства!

— Превосходно, но это не все.

— В самом деле?

— Не все. Я еще кое о чем догадываюсь.

— В самом деле?

— Да.

— И о чем же вы догадываетесь?

— Я догадываюсь, что вчера вечером вы ждали его величество.

— Где?

— Здесь.

— Так! Что дальше?

— А его величество не пожаловал.

Графиня покраснела и немного приподнялась на локте.

— Так, так, — проронила она.

— А я ведь приехал из Парижа, — заметил герцог.

— О чем это говорит?

— О том, что я не мог знать, что произошло в Версале, черт побери! И тем не менее…

— Герцог, милый мой герцог, вы нынче говорите одними недомолвками. Что за черт! Если уж начали — кончайте, а не то и начинать не стоило.

— Вы не стесняетесь в выражениях, графиня. Дайте по крайней мере дух перевести. На чем я остановился?

— Вы остановились на «тем не менее».

— Ах да, верно, и тем не менее я не только знаю, что его величество не пожаловал, но и догадываюсь — по какой причине.

— Герцог, в глубине души я всегда предполагала, что вы колдун, мне недоставало только доказательств.

— Ну что ж, я дам вам доказательство.

Графиня, заинтересованная этим разговором более, чем хотела показать, оторвалась от шевелюры Самора, которую ворошили ее тонкие белые пальцы.

— Прошу вас, герцог, прошу, — сказала она.

— При господине губернаторе? — спросил герцог.

— Самор, исчезни, — бросила графиня негритенку, и тот, вне себя от радости, одним прыжком выскочил из будуара в переднюю.

— В добрый час, — прошептал Ришелье, — теперь я расскажу вам все, да, графиня?

— Но неужели вас стеснял мой Самор, эта обезьянка?

— По правде сказать, графиня, присутствие третьего человека всегда меня стесняет.

— Что касается человека, тут я вас понимаю, но какой же Самор человек?

— Самор не слепой, Самор не глухой, Самор не немой, значит, он человек. Под этим словом я разумею каждого, кто, подобно мне, наделен глазами, ушами и языком, то есть каждого, кто может увидеть, что я делаю, услышать или повторить, что я сказал, словом, всех, кто может меня предать. Изложив вам этот принцип, я продолжаю.

— Продолжайте, герцог, вы весьма меня этим порадуете.

— Не думаю, графиня, тем не менее придется продолжать. Итак, вчера король посетил Трианон.

— Большой или Малый?

— Малый. Ее высочество дофина не отходила от него ни на шаг.

— Неужто?

— При этом ее высочество, а она прелестна, вы знаете…

— Увы!

— Так юлила, так лебезила — ах батюшка! ах, тестюшка! — что его величество при своем золотом сердце не мог перед ней устоять, и после прогулки последовал ужин, и за ужином на него были устремлены наивные глазки дофины. И в конце концов…

— И в конце концов, — бледнея от нетерпения, сказала г-жа Дюбарри, — в конце концов король взял да и не приехал в Люсьенну. Вы ведь это хотели сказать, не так ли?

— Видит Бог, так.

— Это объясняется очень просто: его величество нашел там все, что он любит.

— Ну, нет, вы сами нисколько не верите в то, что говорите: правильнее будет сказать, он нашел там все, что ему нравится.

— Осторожнее, герцог, это еще хуже; ведь все, что ему нужно, — это ужин, беседа, игра. А с кем он играл?

— С господином де Шуазелем.

Графиня сделала нетерпеливое движение.

— Хотите, графиня, оставим этот разговор? — спросил Ришелье.

— Напротив, сударь, продолжим его.

— Сударыня, отвага ваша не уступает вашему уму, так давайте, как говорится у испанцев, возьмем быка за рога.

— Госпожа де Шуазель не простила бы вам этой пословицы [5], герцог.

— Между тем эта пословица вовсе к ней не приложима. Итак, сударыня, я остановился на том, что партнером короля был господин де Шуазель, причем играл он так искусно и ему сопутствовала такая удача…

— Что, он выиграл?