Жорж Милославский. Угнетатель 4 (СИ)

Хозяин сказал и сам слегка испугался своих слов. Стены имеют уши и дурную привычку передавать услышанное. Понятно, что чужакам никто ничего не донесёт, но всё равно не надо так. Пока он не настолько велик, чтобы пренебрегать неудовольствием благородных господ. С них станется просто в рожу дать представителю купеческого племени. Это ежели заподозрят в неуважении. А могут и насмерть зарубить, случись что. И охрана не поможет. Охрана там, а ты тут, да и не вступятся. Пока его слово не закон.

Если кто-то думает, что мы с бароном бегали по припортовой площади в поисках такси, то он сильно ошибся. Тут нет ни порта, ни площади, ни такси. Я уже молчу про то, что нам не по статусу заниматься поисками и переговорами. Мы сидели на мостике в уютных креслах и пили какао. А хрен ли нам графам да баронам! Молоко уже есть, бобы под моим контролем пожарили и размололи ступкой в пестике. То есть, наоборот. Даже с сахаром нет проблем — у торговца-разносчика, того самого, кто принес к «Угнетателю» молоко и прочую снедь, был закуплен и сахар. Дорого, по розничной цене, зато сразу и сейчас.

— Уважаемый граф, я беру свои слова насчет какао обратно. Действительно, получается весьма изысканный и необычный напиток.

— И вкусный, что важнее.

— И вкусный. — Но по лицу барона было видно, что вкус дело пятое. Ему важнее, что готовится геморройно, из дорогих ингредиентов, а значит, напиток для благородных и богатых. — Я считаю, он будет иметь успех в аристократических домах. Если о нём станет известно в этих самых домах. Если вы вхожи в них, по вашим словам, у вас даже король Мерсалии числится в знакомцах.

— Король Мерсалии каждый месяц получает по бочке вина с печатью «Из подвалов Пристов» — это наш личный дар его величеству в знак глубочайшего уважения.

— И вам доподлинно известно, что он пьёт это вино? — Барон не уставал сомневаться в моих словах, если бы не моё наплевательское отношение к псевдообидам, пришлось бы его проткнуть уже раз пять-шесть на дуэли.

— Мне доподлинно известно, что мы пару раз надирались с ним до чёртиков и в его дворце, и в моём доме. Не смотрите с таким сомнением, это было не просто вино, а настойка Пристов. Она и короля с ног может свалить, если пару кубков осушить. Это было еще до того, как я придумал бренди. Того и полкубка хватит, чтоб ноги начали отказывать.

— Бренди? Это такое вино?

— Это душа вина, настоянная специальным образом в течении многих лет.

— И её тоже можно пить?

— Можно. Но лучше этого не делать, если не уверен в своих силах. Вернемся домой, испытаете на себе. Вы крепки духом и телом, барон, вам можно пробовать.

В разгаре этой милой беседы нас прервали самым церемонным образом. Сначала снизу раздался крик, сообщающий, что благородных господ приглашает в гости владелец плантации, приславший свой экипаж. Потом всё тоже самое, но в укороченной версии, не содержащей перечисление достоинств плантатора, нам рассказа вахтенный матрос. А уже после небольшой паузы я велел матросу передать кучеру, что мы соизволим принять приглашение. Пусть ждет. Этикет — штука обоюдоострая, порой он ранит этими своими наворотами вокруг обычного общения. И неважно, что ты думаешь по этому поводу, полез в графы — соответствуй. А неохота, увольняйся и живи как попало, но недолго. Потому как такое демонстративное умаление чести как отказ от титула еще никто не пережил. Хотя, скорее всего никто и не пытался плевать на аристократическое общество.

Экипаж оказался обычной неподрессоренной телегой. То есть, правды ради сказать, не совсем уж телегой, а с лавками, обитыми тканью с набивкой. Скорее всего конским волосом. Лавки были со спинками, так что у пассажиров имелись шансы не выпасть из этого экипажа. Чтоб я так жил пореже! Дорога, правда была не тем ужасом, который мне представился, без глубоких ям и омутов, зато красная от пыли. Да, пыль здесь красная или терракотовая, если быть совсем точным. Погода способствовала прогулке, впрочем, она тут практически весь год такая. До поместья местного плантатора мы добрались не менее, чем через час и гораздо грязнее, чем уезжали. Пылюка, так её и растак, пропитала всю одежду, набилась под неё и в носы, захватила волосяные покровы. Так что отправлялись мы белыми людьми, а приехали в гости или на переговоры краснокожими индейцами. А зато не пешком, чище мы вряд ли были, зато идти по жаре целый час? Да не пошли бы, и точка!

В тени деревянной веранды нас целых полчаса приводили в божеский вид местные слуги. Умывали, чистили специальными щётками, короче говоря, превращали обратно в цивилизованных людей. И всё для того, чтоб мы могли войти в гостиную как благородные господа, а не чувствовали себя беженцами. Грустно смотрелся бы граф, ведущий беседу и постоянно чешущий шею, к примеру.