Это было немного подло давить таким грубым способом на совесть. Но мне хотелось, чтобы Ляля проявила решительность в таком вопросе. Это же была ее идея взять ребенка, и большая часть ответственности лежала на ней.
— Ты прекрасная мать. — Я сделал ей комплимент, чтобы скрасить сказанное прежде и вышел из комнаты.
Спустя минуту рев малыша прекратился на мгновение, а затем продолжился с новой силой. Думаю, Ляля попыталась стать хорошей и смелой матерью. Спустя еще несколько минут она вернулась с градусником, внимательно разглядывая его показания.
— Сколько это по-вашему? — Спросила она меня, из-за того, что написания наших цифр отличались.
— Ого, сорок и два.
Я видимо был слишком убедителен в своем удивлении. Кошка тихо заскулила.
— Как многооо.
— Живо свечку ему.
Я схватил пачку с лекарством от температуры и побежал с ним в комнату с малышом, зная, что если Ляля начнет мешкать, я все сделаю сам. Она приплясывала рядом со мной в нетерпении, пока я вскрывал пластиковую капсулу. А когда освободил, она выхватила ее у меня из рук и ловко вставила малышу куда следует. Тот снова затих на мгновение, а затем дал ревака с прежней силой.
— Сколько в нем этого крика. — Удивился я.
— Когда упадет температура? — Спросила меня Ляля.
— Минут через десять. — Пообещал я ей, не уверенный, что так рано. Хотелось, чтобы она взяла себя в руки и успокоилась.
Наш больной малыш начал затихать раньше. Плакал все слабее. Ляля не выпускала его руку из своей, контролируя процесс падения температуры. И вот он замолчал и засопел. Ляля потрогала ему губами лоб.
— Холодный, как раньше. — Облегченно произнесла она. — Жорж, — она всхлипнула, — скажи свой маме, что я ее очень люблю.
— Скажу обязательно.
Я решил поцеловать Лялю в щеку, потянулся к ней, но к огромной неожиданности наткнулся на ее губы, которые жадно ответили мне. Наши глаза встретились. Возникла неловкая пауза.
— Я очень благодарна тебе за все, что ты сделал. — Объяснила свой поступок Ляля.
— Я тоже благодарен тебе за то, что ты благодарна. А где змей? — Закрутил я головой, думая, что он стал невольным свидетелем пикантной сцены.
— Ушел к Археорису. Я даже не помню зачем. Не до него было. — Призналась Ляля. — Ты же не смог соврать родителям?
— Не смог. Сказал, как есть.
— И что они сказали?
— Отец, как всегда, в своем репертуаре, не долго удивлялся. А мать, как ни странно, изъявила желание придти к нам и нянчится с внуком.
— Ты серьезно? — Спросила кошка удивленно.
— Сам в шоке. Сказала, придумайте, как сделать, чтобы без последствий и буду ходить к вам, а то дача уже надоела.
— У тебя золотая мать. — Произнесла сокрушенно Ляля. — А я, наверное, никогда в жизни не осмелюсь признаться своим, что у меня есть сын, не рожденный мной, и вообще непонятно откуда взявшийся.
Кошка уткнулась носом мне в плечо и тихо заплакала. Ее горячие слезы пропитали мою майку.
— Я же знала всегда, что у меня в жизни все будет не так, как у остальных.
— Это же прекрасно. — Я положил свою руку поверх ее ладони и нежно погладил. — Я уже не мыслю жизни, в которой нет тебя.
И тут нас накрыло. Виной тому было и долгое игнорирование своих чувств, и напряжение, схлынувшее вместе с температурой нашего сына, и благодарность за это. Я даже не помню в деталях все, что между нами произошло в тот момент. Очнулся, когда увидел мокрую, видимо, в моих слюнях, мордаху Ляли. Наверное, такие страстные поцелуи не практиковались среди её соотечественников.
— Теперь нас можно считать полноценными родителями. — Произнесла кошка, поправляя на себе одежду. — Иначе у нашего сына могут появиться неправильные представления о семье.
— Мы теперь супруги что ли? — Поинтересовался я.
— А что, есть сомнения? — Подозрительно спросила Ляля и уставилась на меня по-хозяйски, поставив руки в боки.
— Нет, никаких. — Поспешил я с ответом.
Я на самом деле считал так. Мы с Лялей вели себя до появления ребенка, как два великовозрастных балбеса, которым на роду было написано быть вместе, но мы упорно боялись двигаться в этом направлении из-за предубеждений, доставшихся нам от прежней жизни. Все, что произошло между нами несколько минут назад, теперь не казалось мне неправильным. Все, что могло возникнуть между мной и Лялей, было делом сугубо личным и нам было решать, где ограничить себя, а где дать волю чувствам. Не было у меня, да по виду и у кошки тоже, никакого комплекса вины или смущения после случившегося. Я был готов повторить это в любой подходящий момент. С души свалился камень неопределенности.
— Может быть, теперь с именем дела пойдут быстрее. Ты его случайно не придумала? — Спросил я.
— Нет. У меня какой-то блок в мозгах стоит и блокирует все приемлемые варианты.
Я подошел к кроватке, в которой сладко сопел наш безымянный малыш и потрогал лоб. Он улыбнулся во сне, будто почувствовал идущую через прикосновение отеческую заботу. Мне стало приятно от его реакции. У меня никогда прежде не было своих детей, потому я был лишен родительских впечатлений. Ляля встала рядом и обняла меня, положив голову мне на плечо.