Жорж

Весь батальон, словно эхо, повторил эти слова. Офицер понял причину сумятицы, увидев в центре широкого круга вооруженного мулата и его старшего сына, пылавшего гневом против тех, кто вытолкнул его из боевой шеренги. Командир батальона, быстро пройдя сквозь ряды добровольцев, направился к мулату. Приблизившись к нему, он смерил его с ног до головы возмущенным взглядом и заявил:

- Мюнье, разве вы не слышали, что ваше место не здесь, тут вас не хотят терпеть!

Стоило Пьеру Мюнье поднять свою мощную руку на толстяка, так грубо разговаривавшего с ним, и он сокрушил бы того одним ударом. Вместо этого Мюнье ничего не ответил; растерянно подняв голову и встретив взгляд своего собеседника, он смущенно отвел от него глаза; это еще больше обозлило толстяка.

- Что вам здесь надо? - сказал он, толкая мулата в сторону.

- Мсье де Мальмеди, - ответил Пьер Мюнье, - я надеялся, что в такой день, как сегодня, разница в цвете кожи померкнет перед общей опасностью.

- Вы надеялись, - сказал толстяк, пожимая плечами и громко посмеиваясь, - вы надеялись; и кто же, скажите, пожалуйста, внушил вам эту надежду?

- Я готов умереть, чтобы спасти наш остров.

- Наш остров, - пробурчал командир батальона, - наш остров! Потому что эти люди, имея плантации, такие же, как у нас, считают, что остров принадлежит им.

- Остров не более наш, чем ваш, господа белые, я это хорошо знаю, робко ответил Мюнье. - Но если мы будем спорить об этом в тот момент, когда нужно сражаться, то вскоре он станет не вашим и не нашим.

- Довольно! - сказал командир батальона, топнув ногой, чтобы заставить замолчать своего собеседника. - Довольно; состоите ли вы в списках Национальной гвардии?

- Нет, сударь, ведь вам известно, - ответил Мюнье, - когда я явился к вам, вы отказались принять меня.

- Ну хорошо, а что вы теперь хотите?

- Я прошу разрешения стать добровольцем и следовать за вами.

- Невозможно, - сказал толстяк.

- Но почему невозможно? Ведь если бы вы захотели, господин Мальмеди...

- Невозможно, - повторил командир батальона, - эти господа, которыми я командую, не хотят, чтобы среди них были мулаты.

- Нет! Не хотим мулатов! Не нужно мулатов! - в один голос закричали национальные гвардейцы.

- Но тогда ведь я не смогу сражаться, сударь, - сказал Пьер Мюнье, в отчаянии опустив руки и едва сдерживая слезы, дрожавшие у него на ресницах.

- Организуйте отряд из цветных и станьте во главе их или присоединяйтесь к отряду чернокожих, который последует сейчас за нами.

- Но... - прошептал Пьер Мюнье.

- Приказываю вам покинуть батальон; я вам это приказываю, - грубо повторил де Мальмеди.

- Идемте же, отец, идемте, оставьте этих людей, которые вас оскорбляют, - произнес дрожащий от гнева мальчик.

Кто-то стал оттаскивать Пьера Мюнье с такой силой, что он сделал шаг назад.

- Да, Жак, я иду с тобой, - сказал он.

- Это не Жак, отец, это я, Жорж.

Мюнье с удивлением оглянулся. Действительно, то был мальчик, который вырвался из рук негра и подошел к отцу, чтобы дать ему урок чести.

Пьер Мюнье глубоко вздохнул.

В это время ряды Национальной гвардии выровнялись, господин де Мальмеди занял место во главе отряда, и солдаты двинулись ускоренным маршем. Пьер Мюнье остался с сыновьями, лицо у одного из них было багровое, у другого мертвенно-бледное. Расстроенный вид сыновей был для отца горьким упреком.

- Ничего не поделаешь, дорогие мои детки, - вот как с нами обращаются.

Наблюдая эту сцену, Жак не придал ей особого значения; хотя вначале она и произвела на него тяжелое впечатление, но, поразмыслив, он успокоился.

- В конце концов черт с ним, пусть этот толстяк презирает нас! ответил он отцу. - Вы богаче и сильнее его, не правда ли, отец? А я, если увижу его сына Анри возле моей девушки, я залеплю ему такую пощечину, что он запомнит меня навсегда.

- Мой дорогой Жак, - сказал Пьер Мюнье, как бы благодаря его за утешение; затем он обратил взор на младшего сына, чтобы проверить, настроен ли он так же благоразумно, как старший.

Жорж оставался безучастным; все, что отец мог заметить на его холодном, как лед, лице, была чуть заметная улыбка; впрочем, как непроницаемо ни было его лицо, в улыбке Жоржа таилось столько презрения и жалости, что Пьер Мюнье не знал, что сказать; он произнес:

- Боже мой, но что же, по-твоему, мог я сделать?

Жорж ничего не ответил, но, взглянув на площадь, сказала.

- Там стоят негры, они ждут того, кто будет ими командовать.

- Ну что же, ты прав, Жорж, - радостно воскликнул Жак, преисполнившись чувства собственного достоинства, и повторил изречение Цезаря:

- "Лучше командовать этими, чем подчиняться тем".

Пьер Мюнье, выслушав совет младшего сына и поучение старшего, подошел к неграм, спорившим о будущем командире; увидев человека, которого каждый чернокожий на острове уважал, они столпились вокруг него, как вокруг истинного вождя, и попросили его возглавить отряд.