Жорж

А вы, следившие за нами глазами и мыслью, позвольте теперь рассказать вам о чудесной стране, о ее всегда плодородных полях, где урожай собирают два раза в год, где весна и лето следуют друг за другом, беспрестанно чередуясь, и где фрукты приходят на смену цветам, а цветы — плодам. Позвольте мне рассказать вам о поэтическом острове, ноги которого погружены в море, а голова прячется в облаках; это словно Венера, его сестра, этот остров, рожденный морской пеной, поднимающийся из влажной колыбели к своему небесному Царству, украшенный то сверкающим днем, то звездной ночью, вечными нарядами, дарованными ему самим господом, которых Англия не смогла еще у него отнять.

Пойдемте же! Если воздушные путешествия пугают вас не больше, чем морские, ухватитесь, подобно новому Клеофасу, за край моего плаща, и я перенесу вас на перевернутый конус Питербоота, самой высокой горы на острове после пика Черной реки. Когда мы окажемся там, мы посмотрим во все стороны: направо, потом налево, вперед и назад, вниз и вверх.

Над нами вы видите небо, всегда чистое, усеянное звездами, как лазурная скатерть, где бог своей поступью поднимает золотую пыль, любая пылинка которой являет собой целый мир.

Перед нами — весь остров, он расстилается у наших ног, как географическая карта в сто сорок пять лье в окружности со своими шестьюдесятью речками, которые кажутся отсюда серебряными нитями, привязывающими море к берегам острова, и тринадцатью горами, украшенными лианами и пальмами. Среди всех речек обратите внимание на водопады Редюи и Ла Фонтан, которые из глубины лесов, где они зарождаются, устремляют свои потоки и со страшным шумом, подобным грохоту бури, несутся на встречу с морем, которое ждет их и, спокойное или бушующее, отвечает на их вечный вызов то презрением, то гневом: победители соревнуются, кто совершит на земле больше опустошений и создаст больше грохота. Потом, после этой картины обманутого тщеславия, полюбуйтесь Черной рекой, спокойно катящей живительные воды; она отдает свое славное имя всему, что ее окружает, доказывая тем самым победу мудрости над силой и спокойствия над гневом. Среди всех этих гор вы увидите еще мрачный Брабант — гигантский часовой, стоящий на северной оконечности острова, чтобы защищать его от внезапных нападений врага и от яростных волн океана. Посмотрите на Тройной Пик, у подножия которого протекают реки Тамарэн и Рампар, как будто индийская Исида захотела во всем оправдать свое имя. Наконец, посмотрите на Пус, самый величественный пик острова после Питербоота, на вершине которого мы с вами находимся. Пус как будто поднимает к небу палец, чтобы показать хозяину и его рабам, что над ними есть судия, который рассудит их дела по справедливости.

Перед нами Порт-Луи, бывший Порт-Наполеон, столица острова с многочисленными деревянными домами, с двумя ручьями, которые после каждой грозы превращаются в потоки, с островом Бочаров, защищающим подступы к городу с его пестрым населением; последнее, кажется, состоит из представителей всех народов мира, начиная с ленивого креола, который, если ему нужно перейти на другую сторону улицы, заставляет нести себя в паланкине, а говорить для него так утомительно, что он приучил своих рабов повиноваться жестам, и до негров, которых утром ведут на работу, погоняя кнутом, а вечером тот же кнут возвращает их домой. Между этими двумя крайними ступенями социальной лестницы вы видите ласкаров , одетых в зеленое и красное, — вы их отличите по тюрбанам исключительно тех же цветов и по бронзовым лицам, являющим смесь малайского и малабарского типов. Посмотрите на негра Иолофа, высокого и красивого уроженца Сенегалии, черного, как агат, с глазами, горящими, как рубины, с белыми, словно жемчуг, зубами. Маленький китаец с плоской грудью и широкими плечами, с голым черепом и висячими усами; никто не понимает, что он говорит, и все же все с ним общаются, потому что китаец продает любые товары, знает все ремесла и все профессии; потому что китаец — это еврей колоний.

Малайцы, медного цвета, маленькие, мстительные, хитрые, всегда забывают благодеяние и вечно помнят обиду, как цыгане; они продают такие вещи, о которых у них спрашивают только вполголоса. Мозамбикцы, кроткие, добрые и глупые, их уважают лишь за их физическую силу. Мальгаши, хитрые, изворотливые, с оливковым цветом лица, с широким носом и тонкими губами, отличаются от негров-сенегальцев красноватым оттенком кожи. Намакейцы, высокие, стройные, ловкие и гордые, с детства приученные к охоте на тигров и слонов, изумляются, что их перевезли на землю, где нет чудовищ, с которыми надо бороться. Наконец, среди всех этих народностей — английский офицер из островного гарнизона или служащий в порту; офицер в красном жилете с круглым вырезом, с кивером в форме фуражки и в белых штанах; английский офицер, который с высоты своего величия смотрит на креолов и мулатов, на хозяев и рабов, на колонистов и туземцев, говорит только о Лондоне, хвалит только Англию и уважает лишь самого себя.