Жница в зное

Сборище, вкруговую обступая костёр, приблизилось к нему и разделилось на пары, причём в каждой один оказался позади другого. Передние стали клониться к земле. Девушка вгляделась в двоих: передний упёрся руками в землю, подкидывая ягодицы и вертя ими, будто разбираемая похотью женщина. Тот, что был за ним, обхватил его бёдра, прижал пах к его заду, тела принялись учащённо сталкиваться. Пара предавалась греху, о котором ещё совсем недавно Акеми шепталась с питомицами храма. Разговоры окрашивались таинственностью и неизменным недоумением. Хотя между некоторыми юницами возникали любовные связи, совокупление мужчин друг с другом у всех возбуждало гадливый смех: притом, разумеется, что ни одна из девушек не была очевидицей сношения. Рассказы рождались из услышанного кем-то от кого-то.

Акеми жадно смотрела на действо, которое совершали уже все пары под необузданно нервный и будто рвущийся из-под спуда бой барабанов. Она пританцовывала перед окном, виляла бёдрами, поглаживала себя по ляжкам, нетерпеливо повторяла движения тех, что совокуплялись около костра. В ней нарастала, раздражая её, неутолимая требовательность. Акеми ощутила себя столь обделённо-одинокой, что метнулась к постели и едва не забилась в рыданиях. Минуту-другую лежала недвижно ничком, скрипя зубами. Затем села, подобрав под себя ноги, хлопнула в ладоши: явилась служанка.

— Позови Мишори! — грубо приказала госпожа. Это было её первое распоряжение, и отдала она его, полная злости.

Вошедшая управительница поклонилась с видом покорного достоинства и безмолвно замерла перед юной хозяйкой.

— Поди к окну, посмотри — что это там? — сказала Акеми резко и смущённо.

Женщина поглядела в окно, подошла мелкими шажками к госпоже, сказала преувеличенно испуганно: она не думала, что невольников именно в эту ночь охватит неистовство… Стала озабоченно объяснять: в именье семьдесят буйволов и буйволиц, более ста коров, конский табун. Для обращения с племенными быками и жеребцами, для забоя крупных животных необходимы дюжие мужчины. Те же, чей орган всегда вял, словно подпорченный банан, не обладают достаточной силой мускулов. Как должно было поступить, дабы и иметь нужных работников, и не допускать греха, при котором мужчина вонзает свой орган в женщину? Разум подсказал, что следует покупать невольников-педерастов и именно таких, что совершенно не терпят женщин.

Акеми вспомнила, с каким выражением ужаса питомицы храма рассказывали: иной мужеложец может, при случае, овладеть и неопытной девушкой, обойдясь с нею, как со своим любовником: всадить фаллос в её нежный задний проход. От страха и мучений девушка обычно навсегда теряет дар речи… Молодая хозяйка сердито спросила: уверена ли Мишори, что никому из педерастов не вздумается принудить к греху невольницу. Управительница отвечала: она готова поручиться за всех мужеложцев в именье, ей известен и нрав каждого и общая их черта: пренебрежительное равнодушие к женщинам. Случалось, что невольница, покоряясь зову плоти, пыталась соблазнить кого-либо из мужеложцев. Тот разражался презрительным смехом и поднимал крик, яро стараясь выставить искусительницу на позор.

Мишори поведала, как подогревается враждебность педерастов к женщинам. Перед Новым годом и осенью, в Праздник Земных Даров, мужеложцев запирают в загоне, заблаговременно освобождённом от скота, и женщины, всходя на особый, устроенный для этой цели помост, плюют на мужчин, осыпают их насмешками, бранью. Акеми вообразила зрелище и подумала: теперь зависит от неё, прекратить ли подобное или, наоборот, сделать так, чтобы педерасты чаще подвергались поношению. У неё будет время поразмыслить об этом, решила она. Управительница между тем говорила, прислушиваясь к звукам музыки: остановить разгул сейчас было бы непросто. Мужеложцы, если им помешать, начнут бесноваться, и их крики уже не дадут уснуть. Лучше их не трогать, они скоро поистратят пыл и затихнут сами. В другой раз, заверила Мишори, они не соберутся вблизи господского дома, уж она позаботится об этом.

Акеми вдруг поняла, что лишается развлечения. Можно было приказать: пусть их собираются… Но что тогда управительница подумает о своей госпоже?

На следующий день Виджайя попрощалась с Акеми, предварительно осмотрев с нею хозяйство и съездив к полю, засеянному пшеницей. Невдалеке дремотно голубела, лучисто отражая солнце, поверхность пруда. На насыпи плотины густо рос колючий кустарник, чьи длинные цепкие корни скрепляли слой земли, усаженный камнями. По полю расходились водоотводные канавы. Когда установится нещадный жар и ниве будет недоставать влаги, откроется ход в плотине, запертый прочным заслоном из кедровых брусьев, и по канавам говорливо заструится вода. На пригорке, откуда хорошо видны и поле и пруд, высоко возносит соломенную кровлю хижина. В знойное засушливое время здесь живут невольницы, что заботятся об увлажнении поля. Лишь восьми молодым женщинам под силу вращать ворот, который поднимает заслон.