Жнецы Страданий

Впервые Лесана подумала о том, что ему, должно быть, мало радости скитаться по деревням и собирать вот таких, как она – дрожащих жалких девок, боящихся каждого шороха. Нешто это жизнь – трястись день и ночь в седле, объезжая отдаленные поселения, ночуя каждый раз в незнакомом месте? Она не представляла себе такого бытья, и потому пожалела молчаливого странника.

Открывая берестяной кузовок с лепешками и вдыхая сдобный сытный запах, девушка задумалась: а был ли у креффа дом? Жена, мать, дети? Кажется он совсем одиноким. Лесана поднялась на ноги и подошла к спутнику.

– Угощайся.

Он по-прежнему молча сел, взял две лепешки, кусок мяса и неторопливо принялся есть.

Сотрапезница исподволь за ним наблюдала. Она не видала еще подобных людей – молчаливых и с таким остановившимся взглядом, по которому не поймешь, о чем сейчас думает его обладатель. Девушке захотелось подружиться со своим странным спутником. Ну неразговорчивый, и что? Из дядьки ее тоже двух слов за седмицу не вытянешь, но ведь человек он хороший. Просто неболтливый. Так, может, и этот такой же? Ведь за что бы ему ее не любить? Верно, не за что.

– Когда мы приедем в Цитадель? – тихо спросила Лесана.

– Через шесть дней, – последовал равнодушный ответ.

Шесть дней! Так далеко!

– Ты наелся?

– Да. Пора спать.

Подзабытый ужас вновь скрутился в животе тугим узлом. Лесана огляделась, с опозданием понимая, что сумерки сгущаются.

– Господин, как…

Он поднялся. Не обращая внимания на жалкий лепет, достал из-за пояса нож с длинным острым клинком и полоснул себя по ладони.

Девушка ахнула и закрыла рот руками. Крефф что-то беззвучно зашептал, обходя место привала по кругу и кропя землю. Когда обережник приблизился к своей трясущейся от ужаса спутнице, той показалось, что он хочет порезать и ее. Лесана сжалась на ложе, однако выставила перед собой дрожащую руку с розовыми следами сошедших мозолей. Но колдун резать длань не стал, наклонился к подопечной и, обмакнув палец в кровь, начертал под зажмуренными глазами две резы.

– Сейчас высохнут, и можешь спать.

Девушка кивнула, ничего не спрашивая. И так все поняла. Обережник творил охранное заклинание, чтобы к их маленькой ночевке не вышли обитатели Ночи. Но Лесане стоило огромных трудов сдерживаться, чтобы не извергнуть из себя недавнюю трапезу.

– Господин, разве они не придут на запах крови? – несмело поинтересовалась будущая выученица.

Хотелось услышать живую речь, чтобы удостовериться – с ней рядом по-прежнему человек, а не клятый Встрешник, который будет пострашнее Ходящих в Ночи.

– На запах этой – нет, – ответил тем временем ратоборец, перетягивая ладонь чистой тряпицей. – Кровь обережников защищает Дар.

Собеседница успокоилась. Голос мужчины был невозмутим. Похоже, спутник не злился на ее любопытство и неловкость. Да и остатки здравомыслия подсказывали девушке – крефф знает, что делает. Однако спать ночью под открытым небом все равно было страшно… Порядком перетрусившая, она легла, накрывшись с головой плащом, и смежила веки.

Вот пройдет пять лет, и можно будет вернуться в родную деревню. И не просто вернуться! А Осененной – той, которой станут нипочем волколаки, упыри и кровососы. Как будут завидовать ей! Как начнут уважать! Была всего-то Лесанка – дочка гончара, почти голытьба, а станет… Кем она станет? Лучше бы, конечно, колдуньей. Как будет гордиться Мирута!

И тут ведром студеной воды обрушилось запоздалое понимание: пять лет. Пять! И несчастная наконец поняла: не будет гордиться ею Мирута. Потому что не проходит завидный жених бессемейным такой срок. Глупая! Нешто станет молодой красивый парень год за годом ждать возвращения девки, которую только и поцеловал несколько раз?

Нет! Он не такой! Конечно, станет! И Лесана крепче стиснула деревянный оберег, подаренный суженым. Он дождется, обязательно! Но горячие слезы текли и текли по лицу. Девушка смахивала их, размазывала ладонями, подавляя рыдания.

Уставшая от тягостных дум, плача и долгой езды верхом, она провалилась в сон, даже не успев испугаться сгустившейся вокруг темноты.

Проснулась же от того, что стало холодно. Сквозь сон подумалось – поди, опять одеяло на пол сползло. Но горячую кожу обжег холодный ветерок, и девушка вспомнила, где она и с кем, с ужасом вскинула голову и… обомлела.

Хранители пресветлые! Что это? Несчастная поняла: она стоит на грани света и тьмы и тянет руки в сумрак леса, откуда глядят горящие зеленью голодные глаза.

Возле дерева, которого почти не достигал свет догорающего костра, замер высокий мужчина. Он не произнес ни слова, но глаза… Зеленые, словно болотные огоньки, они мерцали, завораживали, манили.