Жизненный план

— Вы. Позаботьтесь… о моей дочери. Пожалуйста.

Я отвожу взгляд и сглатываю ком в горле.

— Это ни к чему. Ты поправишься.

С трудом, собрав, кажется, все последние силы, она поворачивает ко мне голову и смотрит в глаза:

— Пожалуйста!

По телу пробегает дрожь, и я не могу больше скрывать ее от Санкиты. Девочка знает, что ее ждет, и беспокоится о будущем ребенка. Я осторожно обнимаю ее и укачиваю, как маленькую.

— Я не брошу твою дочь. Обещаю, у нее будет прекрасная жизнь. Мы каждый день будем говорить о тебе. — Я прикрываю рот, чтобы заглушить стон. — Я расскажу ей, какая ты была умная… как старательно училась.

— И… любила ее.

Я закрываю глаза и киваю, не в силах издать ни звука, но через секунду заставляю себя продолжить:

— Я расскажу ей, что ты любила ее больше своей собственной жизни.

Глава 26

Похороны Санкиты не получились достойными мужественного человека, каким она была при жизни. Ее похоронили в любимом платье и золотистой кепке на кладбище Оквуд через три дня после рождения дочери в присутствии друзей из «Джошуа-Хаус», Джин Андерсен, двух учителей из школы, Герберта и меня. Стоя у края могилы рядом с Джин, священник произносит молитву и сдержанный панегирик девочке, которую он никогда не знал. После окончания процедуры Джин мчится в «Джошуа-Хаус», учителя спешат на работу. Я провожаю глазами Таню, Юлонию и остальных женщин, плетущихся на автобусную остановку на Шестьдесят седьмую улицу. Таня прикуривает сигарету, глубоко затягивается и передает ее Юлонии.

Вот и все. Все кончено. Жизнь восемнадцатилетней Санкиты Белл стала историей, и образ ее со временем будет стираться в сердцах людей. От этих мыслей меня пронзает дрожь.

— Ты в порядке, любимая? — спрашивает Герберт.

— Мне надо в больницу. — Я пристегиваю ремень, и Герберт ловит мою руку.

— Ты мечешься между больницей и работой. На этой неделе мы почти не виделись.

— Я должна быть рядом с Остин.

Он прижимает мою ладонь к губам и нежно целует.

— Милая моя, персонал делает для Остин все, что ей нужно. Отдохни сегодня. Приглашаю тебя на ужин.

Герберт прав. Остин не будет по мне скучать. Но дело в том, что я скучаю по ней. Я с надеждой на понимание заглядываю в глаза Герберта:

— Я не могу.

Разумеется, он все понимает. Не выдав своих эмоций даже взглядом, он заводит мотор и едет в больницу.

Я быстрым шагом вхожу в палату Остин, готовая увидеть привычный синий свет в «инкубаторе», но на этот раз на ее глазах нет повязки, и кувез не светится, как солярий. Малышка лежит на животе, головка ее повернута ко мне. Я приседаю на корточки и заглядываю в открытые глаза:

— Привет, милая. Какая ты красивая.

Ко мне подходит медсестра Ладонна.

— У нее все в порядке, уровень билирубина нормализовался. Хотите ее подержать?

Последние два дня, что Остин принимала светотерапию, я несколько раз просовывала руку в отверстие и прикасалась к ее коже, но о том, чтобы взять ее на руки, боялась даже думать.

— Э, хорошо. Давайте. Постараюсь не сделать ей больно.

— Не волнуйтесь, — улыбается Ладонна. — Она сильнее, чем вы думаете, а сейчас ей просто необходимо человеческое тепло.

После смерти Санкиты эта медсестра была ко мне внимательнее остальных. Она знала, что я собираюсь удочерить Остин, и относилась ко мне как к молодой матери, а не как к посетителю. В отличие от ловких мам с горящими глазами я кажусь себе неуклюжей и совершенно неподготовленной. Санкита доверила мне своего единственного ребенка. Благополучие этого крошечного человека лежит на моих плечах. А что, если я потерплю неудачу, как с Питером Мэдисоном?

Ладонна поднимает крышку кувеза и одной рукой берет Остин, одновременно второй поправляя провода и маску «сипап». Затем перевешивает фотографию, которую я прикрепила для Остин, — фотографию Санкиты с удостоверения личности, — берет одеяло и заворачивает в него малышку.

— Дети любят, когда их туго пеленают, — говорит она мне и протягивает кулек.

Остин почти ничего не весит и помещается на одной согнутой руке. Лобик ее морщится, но крики едва слышны из-за маски, закрывающей рот и нос.

— Она плачет, — бормочу я и протягиваю девочку Ладонне, но та даже не пытается взять ее. Какая же я неуклюжая. Я пытаюсь укачать Остин, но она кривится и продолжает хныкать.

— Что с ней?

— Она сегодня весь день капризничает. Знаете, что я думаю?

— Угу, что ей не хватает нормальной мамы.

Ладонна берет меня за руку:

— Нет! Вы будете отличной матерью. Я думаю, Остин не хватает «заботы кенгуру».

— Как же я сразу не догадалась! Ладонна, прошу вас, вы опытная медсестра, все время с новорожденными. Объясните мне, бога ради, что это за забота?

Женщина заливается веселым смехом.

— У кенгуру телесный контакт с детенышем, когда он в сумке матери, это необходимо и человеческому ребенку. Надо постоянно закреплять физический контакт с новорожденным. Исследования показывали, что у ребенка стабилизируется дыхание и сердцебиение. Телесный контакт помогает малышу сохранять калории, чтобы набирать вес и даже регулировать температуру. Тело матери выполняет функции «инкубатора».

— Неужели это правда?