Получая вещества со всё меньшей температурой, Дьюар пытался изучать физические и химические свойства всего, что он мог охладить. Однако, как Дьюар не старался, один газ ему так и не удалось перевести в жидкое состояние — гелий. Эту задачу смог решить нидерландец Хейке Камерлинг-Оннес, работа которого лучше финансировалась. Получение жидкого гелия позволило Камерлинг-Оннесу обнаружить явление сверхпроводимости и получить Нобелевскую премию по физике в 1913 году. Несмотря на неудачу с гелием, Дьюар не терял энтузиазм. Во время Первой мировой войны он принял участие в разработке кордита, а после войны тоже занимался Educatement — разрабатывал более дешевые составы для более прочных и разноцветных мыльных пузырей. Умер Джеймс Дьюар в 1923 году.
1902. Газоаналитический аппарат Холдейна
В наши дни повальной специализации чуть ли не со школьной скамьи традиционные естественные науки начинают удаляться друг от друга с такой скоростью, что, кажется еще чуть-чуть, и мы, химики, заметим красное смещение в удаляющихся от нас физических знаниях и наоборот. Дело доходит до абсурда. Вспоминается та история, когда выпускникам на пробном ЕГЭ по математике предложили рассчитать, сколько нужно будет заплатить за электричество за месяц по ряду показателей. Мало того, что задачу решали плохо, так нашлись люди, писавшие по поводу неё гневные письма, так как «
К сожалению, противопоставление наук друг другу происходит не только на уровне школьников, готовящихся к экзамену, но и дальше. Резерфорд, помнится, утверждал: «Все науки делятся на физику и собирание марок». От современного студента-химика, готовящегося к защите дипломной работы, можно услышать, что электростатика и кинетическая энергия — это что-то, что было на физике на первом или втором курсе, а некоторые студенты-фармацевты так вообще полагают, что они все как один сразу станут директорами филиалов крупных аптечных сетей, и химию им учить нет необходимости. Но не нужно забывать, что окружающий нас мир един, а науки когда-то разделились на химию, физику и биологию просто из-за увеличения объёмов информации. К счастью, до сих пор существовали и существуют люди, которые работают не на «размежевание» наук (да и не только наук), а на их объединение с целью получения чего-то нового. В начале XX века одним из таких учёных, попытавшихся объединить химию с биологией, был Джон Скотт Холдейн.
Холдейн родился в аристократической шотландской семье, у его родителей не возникала проблема в обеспечении наследника хорошим образованием. Холдейн первоначально изучал медицину в Университете Эдинбурга, а затем в немецком городе Йена. Завершив образование, он получил должность лаборанта-ассистента лекций. В этой должности его обязанностью были, в том числе, и демонстрационные эксперименты по определению состава воздуха или количества бактерий, взвешенных в образце воздуха. Понимая, что ему нужно дополнительное обучение, он через некоторое время уволился и несколько месяцев стажировался в Берлине по специальности «физиологическая химия», после чего был принят на работу в Оксфорд, где его дядя, Сэр Джон Бердон-Сандерсон, был профессором физиологии. На дядиной кафедре Холдейн разработал метод гравиметрического определения углекислого газа и влаги в воздухе и стал использовать этот метод для изучения процесса дыхания животных.
Примерно в это же время Холдейна стали интересовать симптомы отравления шахтёров, контактирующих с угарным газом (моноксидом углерода, СО) и «рудничным газом» (метаном, CH4). На угольных копях Стаффордшира Холдейн с помощью портативного газового анализатора собственной разработки проверял воздух на разной глубине шахт и установил, что в некоторых случаях наблюдалось достаточно существенное снижение концентрации кислорода. В других шахтах наблюдалась повышенная концентрация угарного газа, влияние которого на здоровье и на физиологию в начале XX века ещё не было изучено в полной мере. В традициях мастеров старой школы Холдейн, чтобы определить сродство угарного газа к гемоглобину, начал вдыхать разные дозы моноксида углерода, анализируя при этом свою кровь. Результаты этого исследования позволили точно установить причины несчастных случаев в шахтах, связанных с отравлением. В 1896 году Холдейн написал доклад британскому министру внутренних дел, в котором рекомендовал шахтерам использовать в качестве живых индикаторов на опасное содержание угарного газа канареек или мышей, и выполнение такой рекомендации позволило спасти многие жизни.