Жизнь замечательных людей: Повести и рассказы

– Да вот, побили какие-то пацаны. Совсем мальчишки, лет по пятнадцать им, наверное, или даже того меньше, – я со страху не разобрал. Занимаюсь я это мусорным баком, что за табачным ларьком, а они подходят и говорят...

– Погодите, – сказал я, впуская Маркела в дом; мой враг прошел на кухню, сел у окна на табурет и стал вытирать нос моим полотенцем, а я тем временем запер дверь на два замка и щеколду из чугуна.

– Ну так вот, – продолжал Маркел, – подходят и говорят: «Ты чего, старый козел, позоришь наш знаменитый город...» – и сразу каким-то тяжелым предметом по голове! Потом зачем-то штаны с меня сняли, еще минут пять били по чем ни попадя, и ушли. Интересно: откуда у них этот локальный патриотизм?..

Он помолчал некоторое время, потом потупился и сказал:

– Послушайте: нет ли у вас запасных штанов?

Штаны у меня были единственные, из «чертовой кожи», несносимые, тем не менее я долго рылся в платяном шкафу и, на счастье, обнаружил какие-то бежевые рейтузы с дырами на коленях, которые, должно быть, завалялись от моей отставной жены. Пока Маркел натягивал их на себя, я приготовил чай.

Усевшись друг против друга за кухонным столом, мы долго молчали, как бы думая о своем. Маркел обеими ладонями обхватил свою чашку, сделал несколько осторожных глотков, порозовел от блаженства и произнес:

– Вы знаете – страшно жить! Скучно, противно, одиноко – это все определения из второго десятка, а самое-то главное, что страшно, – как в заводи, где водится крокодил. И даже, поверите ли, не столько за себя страшно, как вообще. Ведь то, что сегодня вытворяют наши соотечественники, особенно молодежь, ведь это еще цветочки, – ягодки впереди!

– Я такой перспективы не исключаю, – легко согласился я. – Чего же вы хотите... Ведь это все потомки сидельцев москательных лавок, которые всем видам искусств предпочитали мордобой на Москве-реке. Видите ли, потомство присяжных поверенных и выпускников Пажеского корпуса в силу разных обстоятельств развеялось по пути...

– Так что же делать?! – ужаснувшись, спросил Маркел.

– Ну, во-первых, как можно реже выходить из дома. Во-вторых, хорошо бы придумать себе занятие, отвлекающее от российской действительности, пристраститься к какой-нибудь захватывающей затее, изымающей из объективной реальности, как, например, водка и преферанс. Я, например, время от времени переписываюсь с выдающимися людьми.

– Интересно... – сказал Маркел.

– Еще как интересно-то! – сказал я. – Тут я недавно вычитал у апостола Павла такое, что третий день никак не приду в себя! Разумеется, хотелось бы как-то обмозговать это дело на бумаге, соотнести апостольское откровение с текущим моментом и письменно ужаснуться на результат...

Слово за слово, мы с Маркелом договорились тут же сочинить коллективное послание апостолу Павлу и принялись за дело так азартно, как если бы это были именно водка и преферанс. Я вслух формулировал соображения и записывал их вчерне, Мар-кел вносил поправки, спорил и капризничал, при этом постоянно дергая коленями, которые, как намасленные, лоснились из-под рейтуз.

Вот что у нас вышло в конце концов:

«Святой отец! Нужно отдать Вам должное: нельзя было острее поставить вопрос о том, что есть человек как метафизическое, духовное существо. Да еще в «Первом послании к коринфянам» Вы сразу этот вопрос и открыли, и закрыли на вековечные времена. Но вот какая незадача: впоследствии оказалось, что человечество, на беду, таит в себе значительную энергию развития и деградирует либо прогрессирует в зависимости от состояния производительных сил, или от характера политических режимов, или от изменений рельефа местности, или неведомо от чего. То есть качество и направление движения слишком подвержены случайным влияниям, и, разумеется, было бы идеально, если бы хомо сапиенс застыл бы в определенной точке нравственного роста, а лучше всего – в положении христианина первого призыва, однако же на такие фокусы, как известно, был способен только Иисус Навин.

В ракурсе этого пожелания весь ход исторического развития позволительно осудить как бессмысленное и ненужное, по нашей национальной пословице «От добра добра не ищут», ибо у истории может быть только одна разумная цель – человек совершенный, образ и подобие совершенного Божества.

Вероятно, так оно и случилось бы, то есть человек точно застыл бы, накрепко затвердел в той, по сути, конечной точке нравственного развития, когда он познал единого Бога и его закон, кабы не проклятая свобода воли, которая несомненно представляет собой залог будущего Пришествия и Суда. Но поскольку Создатель не мог не оделить нас всеми своими качествами, включая абсолютную свободу, постольку виновных нет.