Жизнь за трицератопса

Гаврилов, мужчина в расцвете лет, выскользнул из здания Гуслярской академии и, миновав бандитов и кордоны прессы, невидимо остановился под облетевшим ясенем, посаженным еще последним городским головой, который возжелал было превратить Великий Гусляр в цветущий рай заморских деревьев. Теперь Гаврилов размышлял, как ему использовать этот временный дар, и мысли его были об одном – вернее, об одной: невесте Татьяне, девушке вдвое его моложе, однако серьезной, завершившей образование в речном техникуме и желавшей, по ее словам, создать семейную ячейку. Гаврилов же, ранее претерпевший узы неудачного брака, теперь к жизни относился с опаской. Вот и не торопился с оформлением отношений, в ответ на что Татьяна не соглашалась на интимную связь.

В общем, стоя под опавшим ясенем, Гаврилов вытащил мобильник и набрал номер Татьяны.

Та откликнулась сразу.

– Как ваше заседание? – спросила она.

– Ну… уже закончилось.

– И что решили?

– Решили?.. – И тут Гаврилову пришла в голову идея. Она, эта идея, и заставила его на время замолчать.

– Ну так что? – заторопила Татьяна. – Что случилось?

– Да нет, ничего, – ответил Гаврилов, быстро соображая.

– Ты ко мне придешь?

– Ты одна?

– У меня Дарьюшка.

Ох! Дарьюшкой звалась та нежелательная подруга, которая не уставала твердить, что Татьяна заслуживает куда лучшей участи, чем сорокалетний, без перспектив и достатка жених Гаврилов. Сама Дарьюшка уже два раза неудачно вила семейное гнездо, но вылетала из него без морального удовлетворения. И хоть она твердила, что заботится об устройстве Татьяниного счастья, однако, по сути, делала все, чтобы Татьяна осталась ее истинной подругой, то есть одинокой женщиной.

– Тогда я потом зайду, – сказал Гаврилов, узнав, что у Татьяны сейчас эта самая Дарьюшка.

Как-то нехорошо, лживо он это сказал, поэтому Татьяна заподозрила неладное.

– А как Академия заседала? Что решили с женщиной без головы?

Татьяна имела в виду Ксению.

– А, все чепуха! – как отрезал Гаврилов и отключил мобильник.

Дарьюшка вопросила спокойно:

– Чем-то он недоволен?

В полной руке она держала чашку с чаем. Мизинец же был отставлен далеко в сторону, для изящества.

– Нет, – промолвила Татьяна. – Он лукавит. И дело чести догадаться, почему мужчина лукавит.

Татьяна была разумной и рассудительной не по летам. А Гаврилов тем временем спешил именно к ней.

Он взбежал на второй этаж и минуты две восстанавливал дыхание. Отдышался, достал ключ (у него был ключ от квартиры возлюбленной) и осторожно, беззвучно открыл дверь. Женские голоса, доносившиеся из комнаты, смолкли. Неужели его услышали?.. Но нет, разговор возобновился.

Так же осторожно Гаврилов вошел в комнату и остановился у притолоки.

Вот они, подружки! Справа на диване сидит белокурая, в аккуратно завитых локонах, пай-девочка. Это Танечка, голубоглазое чудо. Напротив, на единственном стуле – ее злая подружка, курносая, склонная к пышноте брюнетка. Это Дарьюшка.

Гаврилов застыл в дверях, стараясь никак не выдать себя. А женщины вновь заговорили.

– Меня смутил этот телефонный звонок, – сказала Татьяна. – Как бы ему не навредили.

– Ничего с твоим сокровищем не случится! – отмахнулась Дарьюшка. – Они, наверное, все пошли пиво хлестать. Ты же знаешь этих мужиков!

– Коля не такой, – тихо возразила Татьяна и слегка дунула на кончик локона. Локон закачался, как елочная игрушка. – Коля никогда пиво не хлещет.

– Значит, в карты режется.

– Нет! – с намеком на раздражение ответила Татьяна. – Мой Гаврилов – счастливое исключение среди мужчин.

– Еще бы! – вздохнула Дарьюшка, и это вышло у нее так противно, что Гаврилов еле удержался, чтобы не запустить в нее вазой, которая стояла на столе. – Он свою жизнь уже прожил в разврате и беспутстве, а теперь ему, конечно, хочется чего-то свеженького, нежного. Вот как ты, моя подруга. Учти, он надругается над тобой, а потом бросит.

– Как ты только смеешь, Дарья! Что ты о нем знаешь!

– А что ты знаешь? Может, он за твоей квартирой охотится?

– У него квартира получше моей. Мы уже договорились, что будем жить у его мамы.

– И ты в это поверила?

– Я верю каждому слову, каждому вздоху моего Гаврилова. Он хрустальный человек.

– Неужели ты так полюбила этого недостойного типа?

– Не смей называть его типом!

И тут уж не выдержали нервы у Гаврилова. Он набрал горлом воздуха и крикнул, вторя Татьяне:

– Не смей называть меня типом!

– Ах! – дуэтом воскликнули женщины.

И увидели: в проеме двери образовался, словно из небытия, сам Гаврилов, поскольку именно в этот момент к нему вернулось его обличье.

Шок прошел, и Татьяна гневно сказала:

– Ты подслушивал! Да?

– Нет, чесслово, я только что вошел! – ответствовал Гаврилов и уже сам был готов поверить в свои слова.

– Ну, тогда я пошла! – вскочила Дарьюшка.

Поднялась и Татьяна.

– Я провожу тебя, – обратилась она к подружке. А потом кивнула Гаврилову: – Ты подождешь? Я вернусь через пять минут и напою тебя чаем.

– Конечно…

Гаврилов присел на диван. Кажется, все хорошо? Ведь Татьяна, его невеста, все говорила добровольно?

А Татьяна вывела подругу на лестницу и зашептала горячо:

– Спасибо, Дашка! Ты отлично мне подыграла.