Жизнь за трицератопса (сборник)

Минц прочел в своей жизни несколько тысяч чужих статей и монографий, и все они лежали в его мозгу, словно выжженные на фанерке.

Профессор принялся читать.

И чем дальше он читал, тем большая растерянность охватывала его.

Да, общая тема статьи была ему чем-то знакома, но не более того. И уравнение, которое пытался решить автор, то есть заочник Гаврилов, гнездилось на периферии памяти. Что такое… xn + yn = zn при n  2? Почему сердце Минца гложет совершенство этого уравнения? Где, чёрт побери, он его встречал?

– Где же я, чёрт побери, его встречал? – спросил Минц у Гаврилова, уткнув палец в уравнение.

– А где? – спросил Гаврилов.

– Вот именно, – сказал Минц.

И догадался.

Все оказалось просто.

Речь шла всего-навсего о теореме Ферма.

Триста пятьдесят лет назад французский математик по фамилии Ферма сообщил миру, что это уравнение не имеет целых положительных решений для n  2. «Ну и что?» – ответили ему современники. Равнодушие современников настолько травмировало математика, что он забыл сообщить, как же он дошел до такой мысли и как можно доказать такую простую и забавную теорему.

Гаврилов даже в носу ковырять перестал, так его испугали перемены в облике профессора. Тот покраснел, лысина запотела и заблестела, на носу тоже выступили капельки пота, губы беззвучно шевелились, а глаза остекленели.

– Что с вами, дядя Лева? – спросил Гаврилов. – Трудная математика? Не по зубам?

Минц словно не услышал вопроса. Он сурово сдвинул брови и задал вопрос:

– Ты чего натворил?

– А чё? – оробел Гаврилов.

– Если все это ты сам написал, то лучше сразу сознаться.

– Кем мне быть – не я! Я только баксы отстегнул. Говорю же, что не понимаю этих уравнений! В чем дело, дядя Лева?

– А в том дело, – торжественно произнес Лев Христофорович, – что человечество может вздохнуть с облегчением. Теорема Ферма доказана!

– Ну и слава богу, – откликнулся Гаврилов. – Я рад за человечество. Давайте папочку, я пошел.

– Никуда ты не пошел. И ничего ты не понял. Ты обязан сообщить мне имя и адрес автора этой работы.

– Откуда мне знать?

– Напрягись!

– А мне это без разницы.

– Ты знаешь, сколько стоит эта курсовая?

– Думаю, что и пятидесяти баксов не стоит.

– Она стоит… – Минц вскочил с кресла, подбежал к книжным стеллажам, вытащил с полки какой-то пузатый справочник на иностранном языке и принялся его листать.

Гаврилов замер. Сейчас что-то случится.

Минц отыскал нужную страницу и перевел на русский:

– Доказательство теоремы Ферма ныне оценивается с превышением суммы в двести тысяч долларов США. Эту сумму готовы заплатить Американская академия наук, Британское королевское общество, фонд Сороса, а также муниципалитет города Лион во Франции, который также обещает предоставить победителю звание почетного гражданина Лиона.

– Почетного гражданина? – понял Гаврилов. Прочие награды по причине грандиозности не отпечатались в его сознании.

– Не тебе, – сказал Минц. – Не тебе, бездельник.

– А мне? Мне же причитается!

– Молчать! – рявкнул Минц. – Дай-ка мне адрес Международного университета!

Случилось чудо. Теорема, которая не давалась величайшим математикам мира, покорилась безвестному сотруднику сомнительного университета.

Не задавая больше вопросов, но тяжело дыша и даже покашливая, Гаврилов пошел с Минцем к себе и отдал ему конверт от реферата. С этим пакетом Минц и отправился в университет, который, оказывается, располагался в доме купца Пиренеева, как раз перед речным техникумом.

Университет занимал не все двухэтажное здание, а только две комнаты в подвале, вход со двора. Дверь разбухла от зимней влаги, звонка на ней не было.

С большим трудом Минц отворил дверь. Она визжала, будто ее убивали.

В первой комнате никого не было. Во второй оказалась молодая женщина с наглым советским торговым лицом. Она сидела за ученическим письменным столом и распечатывала письма.

Минц простоял с минуту в дверях, девица его не заметила. Она вынимала из конвертов письма. Если обнаруживала в конверте купюру, то клала письмо направо, а если денег не было, то кидала в помойную корзину.

– Здравствуйте, – сказал Минц. – Можно ли увидеть вашего ректора?

– Нет у нас лекторов, – ответила девушка, – у нас обучение заочное. – Она накрыла стопку денег широкой ладонью и сдвинула их по столу к себе так, чтобы можно было свалить стопку на колени. – А вам чего? Если поступать, то по пятницам, а можно по переписке.

– Я именно по переписке, – сказал Лев Христофорович.

– Если претензии, то деньги не возвращаются.

Лев Христофорович подпал под влияние этой наглой девицы и говорил с ней так же отрывисто и быстро, как она сама.

– Деньги не нужны, – сказал Минц.

– Что нужно?

– Адрес.

– Адресов не даем.

– Конкурентов боитесь?

– Не говорите! У нас в Гусляре из трех университетов наш самый клевый.

– Мне надо поговорить с вашим человеком, – сказал Минц. – С тем, кто заочно курсовые пишет по пятьдесят долларов.

– Ну вот, блин! Придется гнать его в три шеи! – рассердилась девица, хотя Минц ни сном ни духом не собирался подводить автора курсовых.

– Вы кого имеете в виду? – осторожно спросил Минц.