Жизнь - вечная. Рассказы о святых и верующих

19 октября 1836 года вопреки всем обстоятельствам Пушкин завершил работу над повестью «Капитанская дочка», которая явилась его художественным и духовным завещанием русскому народу. «В наше время, когда рабское копирование «растрепанной действительности» принимается за художественную правду, — еще в конце XIX века писал Н. И. Черняев, один из лучших знатоков жизни и творчества Пушкина, — а бесцельное ковырянье в человеческой душе — за глубокое знание человеческого сердца, «Капитанская дочка» не может пользоваться такою популярностью, какая ей подобает. Но когда теперешняя испорченность вкуса уступит место более здравым пониманиям прекрасного, «Капитанская дочка» наложит яркий отпечаток на наших романистов, и они будут воспитывать на ней свой талант… Из всех наших романов одна «Капитанская дочка» дает полное и наглядное представление о том, что такое художественная правда, в чем заключается разгадка слияния простоты с совершенством формы и как нужно воспроизводить русскую действительность… из всех пушкинских произведений преимущественно в ней отразились русская природа, русская душа, русский язык и русский характер в той чистоте и в той очищенной красоте, которая столь поражала Гоголя в Пушкине».

Вскоре после восхождения гения на этот творческий пик и началось его падение в бездну. Детали трагедии таковы.

3 ноября 1836 года кем-то был разослан пасквиль, который на следующий день утром получил Пушкин и шестеро других адресатов. Все они были друзьями поэта и членами карамзинского кружка: Вяземские, Карамзины, Вильегорский, В. А. Соллогуб (на имя своей тетки Васильчиковой, у которой жил), братья Россеты и Е. М. Хитрово. Пасквили были запечатаны в двойные конверты и на внутреннем написано — передать Пушкину.

«Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютором великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь граф И. Борх».

Это и есть текст пасквиля — «шутовского диплома», который не был даже сочинен, а надписан на отпечатанном бланке, куда нужно было вставить соответствующее имя. В Вене зимой 1836 года забавлялись рассылками подобных дипломов: в обществе сочиняли забавные свидетельства на всевозможные смешные звания — старой девы, обжоры, глупца, неверной жены, обманутого мужа, покинутой любовницы — и рассылались знакомым под условными подписями знаменитых обжор, повес и рогоносцев. Получившие диплом могли, конечно, обижаться, но отправители патента веселились от души.

Завезенная иностранными дипломатами светская игра оказалась неподходящей для севера: в России она была воспринята катастрофически серьезно. Разъяренный Пушкин сразу решил, что анонимка — дело рук Дантеса и его приемного отца Геккерена, и в этот же день послал в их дом вызов на дуэль.

Если Пушкин «был тут «невольником», то не «невольником чести», как назвал его Лермонтов, а только невольником той страсти гнева и мщения, которой он весь отдался. Не говоря уже об истинной чести, требующей только соблюдения внутреннего нравственного достоинства, недоступного ни для какого внешнего посягательства, — даже принимая честь в условном значении согласно светским понятиям и обычаям, анонимный пасквиль ничьей чести вредить не мог, кроме чести писавшего его. Если бы ошибочное предположение было верно и автором письма был действительно Геккерн, то он тем самым лишал себя права быть вызванным на дуэль, как человек, поставивший себя своим поступком вне законов чести; а если письмо писал не он, то для вторичного вызова не было никакого основания. Следовательно, эта несчастная дуэль произошла не в силу какой-нибудь внешней для Пушкина необходимости, а единственно потому, что он решил покончить с ненавистным врагом» (В. С. Соловьев).

Пушкину льстила слава дуэлянта и бретера. Завзятыми дуэлянтами числились его приятели Федор Толстой, Александр Якубович, Иван Липранди, Михаил Лунин. Удалось установить, что в жизни Пушкина было три десятка дуэлей — состоявшихся и не состоявшихся. Его друг Соболевский с горечью говорил, что «Пушкин непременно погибнет на дуэли». Жена историка Карамзина писала князю Петру Вяземскому: «Пушкин всякий день имеет дуэли. Благодаря Богу, они не смертоносны…»