Жизнь вдребезги

— Там я узнала, что вы специалист по лечебному массажу… Даже в этом ей повезло… Да она и всегда была удачливой. Хотя мне не следует так говорить после того, что случилось… Как она?

— Неважно, — намеренно резко ответил ей Дюваль. — Совсем неважно… Весь правый бок парализован… говорить она не может… все еще слаба… В общем, калека.

— Ах, Рауль, как мне вас жаль!

Дюваля передернуло.

— Ведь вы позволите мне звать вас Раулем? — продолжала она. — Как же вы справляетесь?

Они неторопливо шли по аллее к крыльцу. Она быстро, словно хищная птица, высматривающая добычу, оглядела дом и сад.

— У меня весьма преданная служанка.

— Я ведь могла бы вам помочь… Когда такое несчастье, нечего ворошить прошлое, верно?

— Я вам очень признателен, но еще какое–то время ей придется избегать любых потрясений… Доктор запретил строго–настрого… Никакого шума, никаких посещений..

— Даже для родной сестры?

— Вот именно… Вы ведь не знаете… Она все еще очень, очень тяжело больна… Из–за пустяка у нее может подскочить температура.

— Стоило мне тащиться в такую даль… — обиженно протянула она.

— Если бы это зависело только от меня, — продолжал Дюваль, — я бы вас тут же провел к ней. Как же иначе? Но она мне этого никогда не простит… Знаете, почему?

Он наклонился и прошептал ей на ухо:

— Она считает себя обезображенной… На виске у нее еще осталось несколько шрамов и волосы пока не отросли: часть головы пришлось выбрить наголо, чтобы сделать перевязку

В черных глазах Терезы блеснул и тут же погас радостный огонек.

— Вероника всегда была гордячкой, — сказала она, — неудивительно, что теперь она не желает никого видеть.

— Прибавьте к этому, что она сильно исхудала. К тому же она в полном сознании, что только усугубляет положение. Она и меня–то еле терпит.

— Она совсем не говорит?

— Нет. Только делает знаки левой рукой. По существу, она отрезана от мира… Зайдете на минутку?

Они поднялись по ступенькам и остановились в прихожей.

— Я снял этот дом, — снова заговорил Дюваль, — потому что он стоит на отшибе. Соседей у нас нет. Машины почти не проезжают. Здесь тихо, как в больнице.

— Дом сдавался со всей обстановкой?

— Да.

— Вам это, наверное, недешево обходится.

— Приходится идти на жертвы… Вот гостиная.

Он распахнул дверь. Войдя, она тут же заметила фотографию на круглом столике.

— Да это же Фабьена! — воскликнула она. — Никуда от нее не денешься.

— Разве вы с ней знакомы?

— Вы спрашиваете… Еще бы! На свое несчастье.

— Присаживайтесь и расскажите мне все по порядку.

Она одернула юбку, чтобы та не смялась, и осторожно присела на диван.

— Только не говорите мне, что вы ничего не знаете!

— О чем вы?

— Разве Вероника не рассказывала вам, из–за чего мы с ней поссорились?

— Она избегала разговоров На эту тему.

— И правильно делала. Надо вам сказать, что Веронику вырастила я. Мать вечно болела. Она умерла от туберкулеза. Я пожертвовала всем ради этой девчонки. Она ведь меня на тринадцать лет младше, ну, я и относилась к ней как к дочери. Характерец–то у нее не из легких, ну да мы кое–как ладили. А потом она познакомилась с этой Фабьеной. И прямо влюбилась в нее… Только не подумайте ничего такого! Вероника — вполне нормальная женщина. Я просто хочу сказать, что она восхищалась Фабьеной до неприличия… Только и говорила об этой Фабьене… И во всем стремилась ей подражать. Но, на беду, у той водились денежки, а у нас–то не густо… Ведь я работала, мсье.

Она вынула носовой платок и теперь комкала его в руке, являя собой живую картину скорби.

— И давно они так дружат?

— Уже много лет! Вам, Рауль, трудно себе представить, что это такое. Извините меня, я говорю то Рауль, то мсье… Как только все это вспомню, просто голова идет кругом. Стоило Фабьене купить себе браслет, как Веронике хотелось точно такой же. Фабьене нравилась какая–то книга, и Вероника сходила от нее с ума. Ну, а меня они и знать не хотели. Я ведь не их поля ягода. Фабьена приглашала Веронику на вечеринки… Вы ведь понимаете, что это такое. Вероники никогда не бывало дома. Она возвращалась Бог знает в котором часу. Так она и познакомилась со своим мужем… с первым… Шарлем Эйно… Он был вроде как помещик, намного старше ее… Мсье якобы занимался скотоводством. Уйму времени он проводил в Америке…

— В Америке?

— Ну да, в Америке. Нет, вообразите себе!.. Он садился в самолет, как я сажусь в такси… впрочем, я никогда не беру такси… Слишком дорого. Вероника мне об этом рассказывала нарочно, чтобы позлить. «Чарли в Ныо–Йорке» — так она говорила. Тогда они обе помешались на этом типе. Чарли то, Чарли се… Чарли купил Мятного Ликера. Чарли купил Ночную Красавицу… Это значит, лошадиные клички. А вы сами, Рауль, играете на скачках?

— Никогда не играл.

— И правильно делаете. Вижу, что вы разумный человек.

— А этот мсье Эйно был очень богат?

— Откуда мне знать? Я–то всегда как говорю: в таком деле, как у него, честным путем много не заработаешь…

— А Фабьена… она замужем?