Жизнь вдребезги

— Все сложнее… В то время Гюрд начал ходить к нам в дом.

— А вы его не любили?

Мило удивленно посмотрел на меня.

— Нет, — сказал он, — не любил. Не мог привыкнуть видеть этого типа между мамой и мной… Он не переставал преследовать меня. Называл меня по–английски «боевая машина», потому что знал, что меня это бесило.

— Не говорил он, что вы ни на что не годны?

— Да, говорил, но не при мне, потому что я сунул бы ему кулак под нос.

Мило пнул ногой коврик у кровати.

— Пожалуй, — пробормотал он, — я не прав. Да, он это говорил, и при мне… С его увечьем… у него руки не хватало… так что он, конечно, ничем не рисковал.

Вот я и слушал, «о чем люди говорят», как того хотел шеф. Я улыбнулся.

— О! Смеяться не над чем, — заворчал Мило.

— Не злитесь. Я думал о том, что к вам не имеет отношения… Продолжайте!

— Что вы хотите, чтобы я еще добавил?.. Я начал всерьез заниматься боксом из–за него… Я ему обязан своим левым ударом. Когда я обрушивал его на подбородок или скулу, мне казалось, что я бил по нему. «Получи! Это от «боевой машины»!»

Теперь я слушал его с удовольствием. Впервые он говорил откровенно.

— А ваша мать?.. Полагаю, она страдала от ваших ссор?

— Безусловно… Но что я мог поделать?

— А она любила его?

— Думаю… да… Когда меня здесь не было.

— Как это?

— При мне он не смел, вы понимаете… Он вел себя как гость… И потом, есть еще кое–что… Когда я говорю вам, что это сложно… Я, я теряюсь!

Он сел на свою кровать, зажав ладони меж колен.

— Я начал зарабатывать много денег, — вновь начал он. — А ему это не нравилось.

— Кому?

— Ему, конечно.

— Да, понимаю.

Но то, что я понимал, я не смел ему сказать. Я представлял себе женщину, которая на протяжении ряда лет не любила грубого и ленивого подростка, столь далекого от того хрупкого и нежного мальчика, которого она выходила. Но подросток стал прекрасным гладиатором, и на этот раз ее взяло за живое. Этот чемпион, который, наверное, получал писем, как эстрадный певец, ее сын!

— Вам много пишут?

Он самодовольно рассмеялся и развел руки.

— Вот такие горы писем!.. Вы же знаете, что такое девчонки! Они все сумасшедшие. Временами я читал их маме. Да, я поддразнивал ее немного!

— А этот развод, как он произошел?

— Не знаю. Это случилось во время моей подготовки к чемпионату во Франции. Я отбыл в провинцию на два месяца… Когда я вернулся, Гюрд уже собрал свои пожитки.

— Но ваша мать, что она–то вам сказала?

— Она сказала мне, что он был злым человеком и она выставила его за дверь.

— И вы не попросили объяснений?

— Нет. У меня были другие заботы. Я получил травму во время боя и довольно трудно выздоравливал. Вам я вполне могу признаться, что я плохо держу удар. Как только число раундов у меня переваливает за шесть, начинаю ощущать боль. Мама ухаживала за мной. Мы, как влюбленные, отправились в путешествие по Испании, и вопрос о Гюрде больше никогда не вставал между нами.

— Можно осмотреть квартиру?

Он провел меня повсюду. Я задержался в комнате мадам Мило, совсем скромно обставленной. Трофеи, выигранные ее сыном, когда он был боксером–любителем, выставлены на столе.

— Извините меня, — сказал Мило. — Мне лучше подождать вас в коридоре.

В гостиную, небольшую, очень уютную комнатку, пахнущую мастикой, я тоже прошел без него. В углу я заметил телефонный аппарат. Мне не хватало полного отчета по делу, может быть, судебный врач смог бы мне сообщить первые результаты. Я подошел к двери и позвонил в Институт судебно–медицинской экспертизы. Доктор Сюэв только что закончил работу. По его мнению, смерть наступила между половиной десятого и половиной одиннадцатого вечера, о чем мы уже знали. Нет, следов яда не обнаружено. Никаких подозрительных следов иного происхождения. Я положил трубку.

Я еще не знал, что проник в тайну. Решение сформировалось само по себе где–то в подсознании. Научные познания мне не помогли. Просто у меня тоже была мать, которую я любил. По профессиональной привычке я обследовал замок входной двери.

— Ведь существует только два ключа?

— Да. Один у мамы, другой у меня… Но все же кто–то вошел, и она почувствовала себя в опасности…

Неожиданно я умолк. Истина явилась мне в ослепительном свете. Я исследовал ее на досуге в такси, которое везло меня в Управление. Мое объяснение казалось абсолютно логичным.

— Так, — воскликнул Мерлин, увидев меня, — ты что–то обнаружил!

— Мадам Мило точно была убита.

— Что?

Я быстро рассказал ему о своем посещении и представил мое заключение.

— Отметем в сторону соседку. Она находилась под действием успокоительного и не могла двигаться. Так или иначе, мадам Мило ей бы не открыла.

— Остается Гюрд, — сказал комиссар. — Но к его алиби не подкопаться, я же тебе говорил. Во время преступления — поскольку, по–твоему, имело место преступление — он был в «Кафе–дю–Сикль», что в пятнадцати километрах от Сен–Манде