Жизнь в зеленом цвете - 5

Я сказал матери, что мой срок - это будущий учебный год. И что мне, дескать, кровь из носу требуется половину года провести юношей, половину девушкой. Вжиться в другой пол, понять иную сторону бытия... уже и не помню точно, что я там плёл. На самом деле мой срок был тем же летом, всего на две недели. Я сказал матери, что поеду к бабушке, бабушке написал, что завёл подружку и хочу пару недель отдохнуть подальше от матери, она у меня строгая. Дело техники - написать несколько ни к чему не обязывающих писем, велеть домашнему эльфу отправлять их раз в несколько дней - бабушке из Ривьеры, матери от бабушки, и никому не рассказывать о поручении. Мама и бабушка на ножах, не общаются, так что не разоблачили бы. Сам отправился в лес, без палочки... жёг травы, собирал ягоды, слушал ручьи... от волков на дереве прятался, отмахивался горящими ветками от каких-то ещё зверюг с острыми зубами. В общем, проникся природой по самое не могу. Очнулся после этих двух недель на какой-то глухой поляне, весь одухотворённый, радостный - дар раскрылся. Тут же, на месте, гадал по каким-то травкам-муравкам, пробовал. Угадай, на кого я гадал? На тебя, светел Мерлин... нет, не на «плюнет - поцелует - к сердцу прижмёт - к чёрту пошлёт», хотя с меня, идиота, сталось бы... гадал, разлюблю тебя или нет. Вышло, что без тебя я не смогу.

Долго я там сидел, гадал и перегадывал, медитировал, грибы специальные ел, для расширения сознания... кентавры, кстати, без этих грибов не обходятся, они у них чуть ли не в метаболизм встроены. И всегда одно и то же. Либо ты, либо ничего, дырка от бублика. Сам понимаешь, веселей мне от этого не стало.

Потом начался учебный год. Помнишь, уже после того, как ты стал чемпионом, я подошёл к тебе поговорить, а ты послал меня далеко и надолго? Тогда, под деревом у озера... я, конечно, понимаю теперь, что ты был прав - теперь, когда ты в двух шагах, и ничего против меня не имеешь. А тогда я готов был вести себя, как герой любимых романов Панси Паркинсон: пойти разреветься в подушку, посудой в стенки покидать, убить кого-нибудь в сердцах и пуститься в бега... я был в истерике, в самой настоящей. Потом как-то дотянул до середины декабря, уехал домой, там меня уже ждала мать со всем, что нужно девушке... Это был самый настоящий финт ушами, Гарри. Я переоделся в девушку, наложил эти иллюзионные чары, и мы отправились в Министерство. Там историю про закрытый пансионат в Северной Америке проглотили без труда, даже не спросили, как мальчика могут отправлять по обмену в пансионат для девочек... я эту дыру в рассказе заметил уже после того, как всё изложили Фаджу. Сидел, как на иголках... обошлось, Фадж - тупица. Мать предоставила все документы для обмена, пансионат такой и правда есть, она им сама заведует - вот только в семье Забини никогда не рождались девочки, и ученицы такой там попросту не могло быть. Об этом, разумеется, в Министерстве не знали - кто бы им сказал? Так всегда в старых чистокровных семьях, секрет на секрете и тайной погоняет, пусть они и дутые по большей части, секреты эти, бутафорские...

С Дамблдором оказалось и того проще. Мы с матерью выложили ему историю про обмен, добавили специальный жалостливый рассказ о том, что бедная девочка, то есть Элоиза, не ладит с однокурсницами, и хорошо бы ей сменить обстановку на семестр... Директор согласился, я уже думал, всё получилось... а потом мать вышла из кабинета, а Дамблдор поймал меня за локоть и сказал: «Удачи тебе с ним, Блейз». Меня как пыльным мешком стукнуло... наверное, он отличный легилиментор, иначе откуда бы ему знать? У меня ко всему этому латентные способности, я даже не чувствую никак, если ко мне в голову лезут.

Потом ещё мадам Помфри посвятили в затею в переодеваниями - правда, не объяснили ей, зачем оно, и то хлеб. С тобой как-то подружились... я ходил и надеялся, как последний кретин, что мне что-нибудь светит, ходил и надеялся, надеялся... смешно сказать, к Седрику Диггори ревновал. Да и вообще к каждому столбу; хотя так восторженно ты смотрел только на Диггори, на столбы внимание редко обращал...