– Оль, ты сейчас умрёшь! Сашу встретила на улице и… – она сделала театральную паузу, – свидание у меня завтра с ним! Пригласил! Сам! – Она счастливо засмеялась. – Оль, а ты дашь мне твои бананы, а? Думаю, в джинсах пойти лучше, да?
– Рада за тебя, Динка! – Ольга взглянула в светящиеся от радости глаза подруги. – Джинсы забирай и носи на здоровье!
Девушка взглянула на сцену. Сейчас будет танец, который должен произвести фурор. Зазвучала музыка, первые тихие аккорды. И мир сошёл с ума. Она забыла, что этот мир существует. Нет, больше. Она забыла о том, что о чём-то забыла, оказавшись во власти яркого и стремительного танца.
Танцор был прекрасен. Он руководил телом своей партнерши, не сводя е неё глаз, указывая, где необходимо прогнуться в его руках, где слегка коснуться пола. Раз – и она уже на расстоянии вытянутой руки, и через секунду снова близко, как только возможно. На долю минуты девушка словно тает в его руках, бессильная, в его полной и безоговорочной власти. И вдруг вырывается стремительно в вечном стремлении к свободе…
После репетиции, выйдя вместе с Саймоном на улицу, они остановились у входа. Был чудесный тёплый вечер, один из тех, о которых хочется писать стихи. Хорошие стихи.
– Если у нас будут такие танцы, я спокойна за «Арабеск». – Саймон кивнул, соглашаясь. – Уверена, его ждёт большое будущее.
Никогда ещё Ольга не было так права в своих предположениях…
* * *
Ольга медленно шла вдоль застеклённых витрин магазина и удивлялась. Обычный продовольственный магазинчик рядом с домом Георгия Васильевича сегодня не узнать. Наступил коммунизм, а с ним и продуктовое изобилие? Ветчина, сервелат, сыр ломтиками. И джем в маленьких упаковках, как в самолёте, просто сказка, а не джем. Сразу вспомнилось детство, счастливое, благополучное время, золотые деньки. Она хорошо помнит вкус этих божественных деликатесов, появляющихся в доме по праздникам.
Ого! Яркие упаковки сока, который пьют через соломинку, «Фанта», «Кока-Кола», музей, а не магазин! Прощай, «Буратино», эти сладкие напитки навсегда отобьют поклонников у привычных лимонадов.
Да, москвичи скажут большое спасибо олимпиаде. Народ выстраивался в очереди, возбужденно переговаривался, обсуждая невиданную дотоле экзотику. Отоваривались долго, покупали всё, на что хватало денег. Особенно удивляло покупателей пиво в баночках, отечественная марка «Золотое кольцо», которое брали все, без исключения. Ольга пристроилась в хвост очереди, выставив вперёд руки, оберегая живот. Последний месяц перед родами, финишная прямая. Наконец-то! Неужели скоро она превратится в человека из пузатого бегемота, на которого похожа сейчас?
Этот девятый месяц ей давался тяжело. Девятый, проклятый, Ольга на всю жизнь возненавидела цифру девять. Не могла видеть в зеркале своё опухшее лицо в размытых пигментных пятнах.
Звонок в дверь, Динка?
– Ты ещё жива, моя старушка? – загорелая, в лёгком цветном сарафане, подруга не вошла, а влетела в маленькую прихожую.
– Жива, но если так пойдёт…
– Ладно-ладно! Оль, а что в городе творится! – Она плюхнулась на диван, пружины жалобно скрипнули, возмущённые таким отношением. – Иностранцы кругом, одеты, как…как… Нет слов, как одеты! Эх, какие кепочки у них на голове! Негра видела, чёрны-ы-ый!
Она трещала так, что Ольге хотелось её убить. Но хоть какие-то эмоции. Накатившее на неё в последние недели равнодушие было гораздо хуже. Ольге было всё равно, что с ней будет дальше. Не волновали два несданных экзамена, перенесенные на осень, затянувшееся молчание родителей Анвара и даже отсутствие писем от него. Чувства притупились, обесцветились, прятались где-то внутри, будто ожидая более подходящего момента для появления.
– Саша достал мне билеты на фехтование, ха, где я, и где фехтование, но с билетами ситуация ужасная. Этот пять рэ стоит, а на открытие по двадцать пять продавали, наглые, да? Оль, ты хоть слушаешь меня?
Взглянув на Ольгино каменное лицо, Динка, наконец-то замолчала.
– Всё так плохо, да, Оль?
Ольга кивнула, внимая быстрым словам подруги, что скоро всё изменится, впереди радость и счастье, новые заботы, и только так, никак иначе. Внезапная острая боль заполнила её всю, обхватила обручем, сжала, не давая дышать. Видно, пришло её время.
Машина скорой помощи ехала по солнечным улицам, праздничным и нарядным. И никому не было дела до молодой женщины, скорчившейся на кушетке «скорой» от нечеловеческой боли. Только Дина с огромными от страха глазами сидела рядом, держа её влажную ладонь в своей руке.
А вечером на огромном стадионе, прощаясь с Олимпиадой, уже летел вверх, к золотому солнцу улыбающийся мишка, махал лапой спортсменам, болельщикам, Льву Лещенко, исполняющему грустную песню. Плакали трибуны, провожая мишку взглядом. И плакала, захлёбывалась в крике Ольга, рожая своего ребёнка. Но вот уже боль, страх, муки – всё позади. Тишина. Только где-то совсем рядом плакал маленький человек, появившийся на свет в этот миг.
* * *