Таким образом, в глазах Тибо правительство Труа практически сводилось к сбору денег. И хотя горожане Труа поначалу, должно быть, ворчали, их смиренное принятие схемы Монкука и общее пассивное отношение к хартии свидетельствуют об апатии в политических вопросах, что резко отличает их от большинства жителей других городов. Хартии нередко отвоевывались кровью и насилием, а будучи завоеванными, ревностно охранялись. Иное отношение горожан Труа, безусловно, является отражением тех огромных преимуществ, которые приносили ярмарки. Пусть их политические свободы оказались иллюзорными, их личные свободы были самими настоящими. Жителям Труа хватало свобод и без самоуправления: лишь бы процветали ярмарки, тогда они будут довольны.
Труа не единственный город, страдавший от безрассудства своего суверена, и во главе всех безрассудств стояли Крестовые походы. Недовольство горожан сыграло большую роль в упадке дела крестоносцев, начатого при Петре Пустыннике. В 1095 году идеализм подтолкнул людей к совершению безумных вещей, но к XIII веку обычные люди потеряли аппетит к войне, тогда как бароны и князья стали куда осторожнее распродавать имения с целью вооружения армий. В XIII веке только князья могли требовать больших взносов со своих городов и думать об участи в Крестовых походах. В большей части Франции и Фландрии основной формой таких взносов была феодальная
В 1248 году Людовик IX, храбрый и благочестивый король Франции, отправился в Крестовый поход. Немногие из его подданных и феодалов разделяли идеалистическое стремление короля в Святую землю. Было рекрутировано около двух тысяч восьмисот рыцарей и восемь тысяч пехотинцев, но почти все они присоединились к армии на коммерческой основе. Сенешаль Шампани Жан де Жуанвиль неохотно сопровождал короля, с которым его связывала дружба. Позже он описывал свое отправление из дому: «Я ни разу не позволил себе обратить взор назад, на город, из страха, что мое сердце наполнится тоской при мысли о моем прекрасном замке и двоих детях, которых я оставил». По сути дела, главным достижением той экспедиции стали именно воспоминания Жуанвиля — одна из жемчужин литературного наследия Труа. После довольно успешного начала, ознаменовавшегося взятием Дамиетты, экспедиция увязла в болотистой местности в верховьях реки у города-крепости Мансур. Цинга и голод превратили лагерь в госпиталь и склеп, а выжившие легко становились пленниками сарацин. Королева выкупила короля, сдав Дамиетту, после чего Людовик выкупил Жуанвиля и других рыцарей, заплатив четыреста тысяч ливров. Изначально султан просил пятьсот тысяч, но, когда король сразу же согласился, не менее рыцарственный султан уступил ему сто тысяч со словами: «О Аллах, этот франк не торгуется!»
Деньги были собраны на месте, пусть и не очень охотно, богатыми тамплиерами, после чего по этому долгу расплачивались уже подданные короля — в основном жители его городов, и так страдавшие от выплат значительной «помощи» и необходимости покрывать все увеличивающуюся стоимость новой фортификации Людовика в Сирии. Неудивительно, что в битве крестоносцев с неверными проигравшей стороной считало себя немалое число французских горожан, что подарило труверам один из их излюбленных сюжетов. В конце концов, «не менее правильна и священна тихая жизнь дома, с друзьями и соседями, полная забот о детях и хозяйстве, с ранним и крепким сном». Если султану Египта взбредет в голову вторгнуться во Францию, они с готовностью заплатят «помощь» и возьмутся за пики и арбалеты, однако никто не видит смысла в далеком заморском путешествии к смерти — да еще и столь дорогостоящем.
Глава XVI
Шампанские ярмарки