— Мне сказали, что влюблённость — это готовность совершать глупости. Глупостей мы сегодня наговорили достаточно, из чего я заключаю, что влюблена. Жень, давай дружить! Если через год не разбежимся, тогда уже распишемся.
Позже она сказала ему:
— Я обещала деду, что Наташа поменяет свою фамилию только при замужестве. Он хотел, чтобы новая Наталья Евгеньевна Ноговицына прожила детство в любви, и тем откорректировала мою дальнейшую судьбу. Да и сама я больше не хочу менять фамилию.
— Ну, тогда оставайтесь при своих данных, — неожиданно вступил в разговор Стас. — Расписаться-то можно, не меняя фамилии. И Наташа при удочерении может фамилию не менять, только Евгения в свидетельство о рождении впишут. Очень удобно, даже отчество менять не надо.
То фальшивое новоселье имело неожиданные последствия. Евгения пригласили на одну из заметных ролей в псевдоисторический приключенческий сериал на древнерусскую тематику. Не мэтр пригласил, он в тот вечер просто развлекался. А вот тот, что всё на телефон снимал, какому-то режиссёру его «Лучинушку» показал, и этот творец счёл, что внешность Стрельникова соответствует древней Руси. Евгений отпустил бороду, заучил текст с обилием смешных слов типа «ономнясь» и «дондеже» и в июле поехал в киноэкспедицию в Карелию. Неподалёку от лагеря киношников снял старый деревянный дом и перевёз туда на отдых свою новую семью, и Саню в том числе. В доме скрипело всё: полы под ногами, стены под ветром, крыша от проезжающих машин. Никого это не раздражало, но Вика с насмешкой покосилась на него. Евгений шепнул, что планирует ночевать в сарае, там через щели меж дощатых стен звёзды видны. Вика провела с семьёй отпуск, а потом ещё месяц моталась туда по выходным.
В один из таких приездов она появилась не одна, а с первой женой Жени и её мужем. А также водителем их крутой тачки и юной девушкой, которую Вике не представили, но она сама догадалась, что это Санино разочарование. Саня вылетел им навстречу с Наташей на закорках и в индейском головном уборе из куриных перьев, и на своё разочарование отреагировал как-то вяло, похоже, что сердечная рана затянулась. Выдержал натиск матери и отчима, показал учебные планы и зачётку.
К концу лета ещё и Розалия Карловна оказалась причастной к миру кино. Её внедрил в киногруппу консультантом всё тот же собутыльник с телефоном, которому она змею изобразила. Снимался фильм по роману какой-то известной писательницы. Роман тот был о балерине, а режиссёр искал пожилую даму на роль балерины в старости, а заодно ещё и чтобы немного главную героиню в хореографии понатаскать, а то она была не из балетных. То есть пригласили-то Розалию сразу после фальшивого новоселья, но тогда она разругалась с киношниками в пух и прах. Мол, сценарий дерьмо и актриса деревянная, и ситуации дурацкие, и эпоха искажена. Но после летнего отдыха Вика, с которой предварительно связались из той киногруппы, ей сказала:
— Из всех сценических искусств балет — самое условное. Так почему вы так на реализме в кино настаиваете? Долой шаблоны! Ставьте танец безногой балерины!
И ведь поставила! Сначала это был танец рук на чёрном фоне, когда всё остальное скрыто за ширмой, но в окончательной версии, вошедшей в фильм, это был танец трёх актрис, играющих главную героиню в разные периоды жизни: подросток, женщина в расцвете лет и старуха на инвалидной коляске. Все затянуты в чёрные комбинезоны и в чёрных масках, в такой по сюжету фильма в тяжёлую годину балерина танцует в стриптизе. На фоне чёрных ширм мечутся под «Лето» Вивальди их обнажённые руки, изображая лебединые шеи, трепещущую траву, вспорхнувших птиц, дерево под проливным дождём, а потом пригибающееся под порывами ветра, паука под листвой, ползущих змей, которые потом облепляют голову Розалии, намекая, что жизнь сделала её Медузой Горгоной.
— Смесь цирка, театра теней и пантомимы. Ужасная пошлость, но народу понравилось, — с довольным видом похвалилась Розалия Карловна.
Но главное было понравиться режиссёрам. Ещё ни один фильм с её участием не вышел в прокат, но её типаж оказался востребованным, стоило ей попасть в базы актёров. Очень часто приглашали на эпизоды типа мелькнувшей в толпе челночниц интеллигентной старушки, жительницы питерской коммуналки, с безразличным взглядом проходящей мимо дерущейся семейной пары маргиналов, или сдающей в антикварный магазин какую-нибудь семейную ценность, или кормящей голубей и кошек, или сидящей на скамейке в сквере. «Моя вторая полужизнь в полуискусстве», — ехидно называла она свою халтурку, но жизнью этой была очень довольна.
— Как тебе новый папа? — спросил у Наташи Саша, приехавший поздней осенью навестить племянников и ошарашенный новостью о том, что Вика с Женей собираются расписываться.
— Новый у меня братик Саня. А папа единственный и неповторимый. Понимаешь? — серьёзно ответила она.
— Ишь ты, "неповтолимый"! Вика, не слишком ли опрометчиво ты в брак вляпываешься?
— А когда я долго раздумывала?
— Ну извини. Но тогда ты спасала детей. А сейчас?
— А сейчас у меня первая любовь.