Жизнь в лесу. Последний герой Америки

Да, это того стоит. Итак, теперь их было трое. Три человека, четыре лошади, один фургон, один прицеп и целый континент в их распоряжении. Они отправились в путь в канун Рождества 1995 года, надев шапочки Санта-Клауса и смеясь, полные энергии и готовые к приключениям. И только тронулись в путь, как нашли на обочине непочатую бутылку «Бакарди». «Божье благословение, дар природы», – объявил Юстас, после чего они разделили бутылку на троих и поехали дальше.

Юстас ехал верхом на Хэсти. Сьюзан сидела в седле 12-летнего Мака – теннессийского прогулочного вороного коня. У Джадсона же были Шпора, красивая арабская лошадь серой масти, которую он купил на аукционе, и Шеф – конь, купленный специально для путешествия и названный братьями в честь легендарного деда, Шефа Джонсона.

«Бедняга Шеф, – сказал Джадсон в тот день, когда они купили коня. – Пасся себе всю жизнь на лугу и не знал, что его ждет. Скоро он поймет, что значит быть лошадью».

Ни один из участников путешествия, будь то человек или лошадь, не ведал, что их ожидает. («Мы просто не представляли, во что ввязались, – скажет Юстас потом. – Это факт».) В отличие от Джадсона и Сьюзан, которые все еще думали, что их ждет сплошное веселье, Юстас с самого начала был на нервах и не на шутку беспокоился. Он понимал, что им придется выживать. Но что бы ни произошло, Юстас был готов зафиксировать это для истории. Он взял с собой маленький диктофон и восемнадцать кассет и на протяжении всего пути вел аудиодневник. Отчасти он делал это, потому что записи в бумажном дневнике отнимали много времени. К тому же его ежедневный поток сознания, сохраненный на пленке, вызывает в воображении слушателя гораздо более живые картины, ведь его сопровождает пение птиц, шум проносящихся машин и стук копыт.

«В одной руке держу диктофон, в другой – поводья скаковой лошади. – Это второй день пути. – Видел потрясающие заросли бородатого мха, девочку в яркой куртке, которая забралась на высокую старую сосну, прессы для патоки, угольные печи, пальметто[56]. На дороге много мусора: пластиковые стаканчики, картонные упаковки от пива, сигаретные пачки, бутылки, фантики, банки, еще бутылки, фольга… Просто удивительно, сколько здесь мусора. Но в двадцати – тридцати футах от дороги красота невероятная. Кроны, подсвеченные солнцем, гигантские сосны. Кажется, это монокультурный лес. Почва песчаная. Чувствую себя свободнее всех людей в Америке. Здесь, вдали от обязательств, так здорово. Как я хочу, чтобы больше людей вели такую простую жизнь».

Итак, Юстас документировал свой опыт, но к работе подключился и его внутренний этнограф. Ему хотелось пообщаться с простыми американцами, которых он встретит на пути. В последние годы его всё больше заботила проблема исчезновения местных диалектов по причине всепроникающего влияния средств массовой информации. Он был свидетелем этого процесса в своей родной низине, где аппалачские старожилы и их внуки, казалось, говорили на разных языках. У стариков по-прежнему сохранился выговор эпохи королевы Елизаветы (к примеру, слово sword, в котором w не произносится, они произносили, отчетливо выделяя w)\ они называли инструменты и животных устаревшими словами, которые вскоре вовсе забудутся, поскольку их молодые потомки уже все, как один, говорили, как нью-йоркские диджеи. Юстас обожает характерные подлинные диалекты и потрясающе их имитирует. Он знал, что это его последний шанс запечатлеть весь широкий спектр южных диалектов – ведь Беспредельные ездоки порой буквально заезжали к людям во двор. Закрытых дверей для трех путешественников не существовало; они провели линию через самый центр американской жизни: ни барьеров, ни границ, никаких ограничений. Они словно стали призраками, способными пройти сквозь стены. Проезжая мимо жилищ, они могли чувствовать запахи, прикасаться к жизни людей и заглядывать им в души.

На пленке у Юстаса есть запись разговора со стариком. Тот спрашивает:

– И что, сынок, у тебя за ферма?

– Ну, сэр, – ответил Юстас, – у меня есть примерно тысяча акров земли в Северной Каролине. В каком-то смысле можно сказать, что это примитивная и традиционная ферма, а также естественно-научный образовательный центр…

Но старик прервал его. Нет, нет. Ему не было дела до его фермы. Он хотел спросить, какое у него ружье[57]. На пленке слышно, как Юстас со смехом вежливо объясняет.

Нравились ему и голоса чернокожих из Джорджии – например, голос одного старика, который сидел на крыльце и по просьбе Юстаса рассказывал о своем детстве в семье издольщика[58]:

– Отец шел по дому и кричал: «Подъем, пацаны!» Электричества в доме не было. Он кричал: «Подъем!», а потом зычно добавлял: «Сказал же, хватит валяться!» В то время еще не было понятия «жестокое обращение с детьми», и мы знали, что лучше встать, потому что в папаше было аж 275 фунтов чистого веса, и когда он кричал «Подъем!», ничего не оставалось, как оторвать свой зад от матраса.