Жизнь в лесу. Последний герой Америки

И всё же любимым утопистом всех времен и народов остается Шарль Фурье. Фурье всё рассчитал и расписал в нескольких толстенных книгах. В середине XIX века секты его приверженцев возникали по всей Америке, а особенно в Новой Англии, где после сурового экономического кризиса множество мужчин остались без работы. Из сорока фурьеристских общин, основанных в Штатах, лишь три продержались более двух лет. Когда я смотрю на это с современных позиций, мне сложно представить, как идеи Фурье вообще смогли распространиться за пределы его изумительно больной головы.

И всё же, наверное, было что-то привлекательное в его упорядоченной теории, раз ему удалось убедить американцев (а они искали конкретных ответов на вопросы), что именно она им нужна.

Шарль Фурье откровенно заявлял, что единственная надежда человечества – высокоорганизованная общественная структура общин, детальностью и иерархией напоминающая муравейник или улей. Самую маленькую общину – он называл ее группой – составляют семь человек, двое из которых располагаются в «крыльях», воплощая «восходящую» и «нисходящую» крайности, а оставшиеся трое – в центральной части для поддержания равновесия. В идеале каждым родом деятельности (воспитание детей, уход за домашней птицей, выращивание роз и так далее) заведует отдельная группа. Пять групп из семи образуют серию, которая также имеет центральную часть и два крыла. Фаланга – вершина человеческой организации – состоит из нескольких серий, соединившихся для создания коммуны из 1620–1800 человек. Каждая фаланга должна занимать три акра земли с огородами и садами, а ее члены должны проживать в прекрасном фаланстере[38], состоящем из спален, бальных залов, общественных мест, библиотек и детских комнат.

В идеальном обществе Фурье работа оценивается по степени полезности. Таким образом, самые неприятные и необходимые виды деятельности (канализация, кладбищенские работы) оплачиваются лучше всего и считаются самыми уважаемыми. Люди находят себе работу согласно природным склонностям. Что касается детей, которые от природы любят копаться в земле и грязи, – из них должны формироваться специальные отряды по поиску съедобных отходов в мусорных кучах, «маленькие орды». Такая работа будет высоко оплачиваться, а на парадах эти дети всегда будут стоять во главе шеренги, и жители коммуны будут приветствовать их «салютом почтения».

Фурье дошел до того, что заявил, будто, помимо создания структуры идеального общества, разгадал механизм существования Вселенной. По его мнению, планеты живут восемьдесят тысяч лет, и эпоха существования планеты делится на естественные стадии. Фурье считал, что, когда Земля достигнет восьмой стадии, у людей вырастут хвосты с глазами, тела покойников превратятся в «ароматные воздушные потоки», а полярные льды начнут источать благоуханную росу; появятся шесть новых лун и все злые животные мутируют и станут безобидными (это будут «антиакулы», например, или «антиблохи»). Именно в эту эпоху, великую восьмую стадию развития Земли, фаланги Фурье завоюют всю планету, пока их не станет ровно 2 985 984 и все их участники не станут друг другу братьями, говорящими на одном языке.

Вот такие дела. Как видите, с этими утопическими идеями стоит лишь дать волю воображению – и понеслась.

И всё же выяснилось, что у мечтаний такого рода есть временной предел, и таковым оказался век девятнадцатый. Тысяча девятисотый год знаменовал собой не только исчезновение большинства американских утопических общин, но и конец разговоров о том, что хорошо бы купить землю где-нибудь в глуши и создать идеальное общество вместе с кучкой последователей. Виною тому было пришествие индустриального века, с которым связывают упадок американских нравов в целом. Массовое производство товаров, переход от аграрного хозяйства к урбанистической экономике, уменьшение числа ремесленников-одиночек – всё это постепенно уничтожало американскую идею самодостаточности. Всё сложнее было поверить, что один человек (или одна община, или, если угодно, одна фаланга) способен существовать отдельно от гигантской машины, какой стала Америка. Начала появляться система (или затягиваться петля, можно и так сказать). К концу века американская культура – крикливая, мощная, устоявшаяся, унифицированная и вездесущая – уже не пыталась измениться. Лишь в 1960-е годы американцам предстояло вновь найти в себе силы (или, если хотите, дойти до отчаяния) и предпринять новую попытку массового формирования утопических сообществ.