Жизнь в лесу. Последний герой Америки

Поскольку Юстас воспринимал всё буквально, он верил обоим родителям. Непонятно, как у него голова не взорвалась от всех этих противоречий. Но неудивительно, что в детстве ему казалось, будто он является объектом крупного и садистского научного эксперимента. Что вся жизнь его проходит в огромной лаборатории и его просто проверяют, а его реакции пристально изучают ученые, которых он не видит и чьих мотивов не понимает. Разве можно придумать этому какое-то другое объяснение? Как объяснить, что днем он получает тайное письмо от матери, где написано, что он «красивый, храбрый, бесстрашный, умный и любящий сын», что им «можно только гордиться» и за него надо «воздавать благодарность Небесам» – и в тот самый день пишет в дневнике, что отец сравнил его с «тупым черномазым из трущоб»? «Мне хотелось его убить, – добавляет Юстас. – Не знаю, что со мной будет».

Он спал всего несколько часов в сутки. Остальные члены семьи ложились спать, а Юстас не спал до двух, трех, четырех утра. Доделывал домашнюю работу, которая всегда казалась ему рутиной – за исключением тех случаев, когда он должен был написать доклад на тему вроде «Вигвамы, их прошлое и настоящее». А потом, закончив с уроками, брал свой дневник и исписывал целые страницы рассказами о событиях и наблюдениях.

«Сегодня впервые в этом году ходил к озеру Робинвуд. Поймал большую самку расписной черепахи, которую отпустил в прошлом году зимой перед спячкой».

«Сегодня наконец увидел всех трех черепах в террариуме одновременно!»

«Сегодня Рэнди Кейбл поймал саламандру-альбиноса, и я ее заспиртовал».

«Черному большеглазому полозу нравится его новая клетка».

Он перечитывал дневник, отслеживая свои успехи по выживанию в лесу. Каждый день он ставил перед собой трудные цели по выживанию в условиях дикой природы, потому что, как сам позднее сказал, «вырос в среде и в семье, которая не предусматривала никаких ритуалов становления. Пришлось изобретать их самому».

Сделав записи в дневнике, Юстас не ложился до самого утра и увлеченно совершенствовал свои навыки в вышивании и плетении корзин. Он мог несколько месяцев работать над одной лишь парой мокасин из кожи оленя: сидел при тусклом свете, раскрыв на кровати старую книгу об индейском прикладном искусстве, и копировал сложные узоры из бусин со старых индейских нарядов. Это помогало ему отвлечься.

Мир трагических крайностей, в котором он жил, воспитал из него ярого перфекциониста. Ему было важно проживать каждую минуту своей жизни так, чтобы она была абсолютно идеальной. Это делалось и для того, чтобы уменьшить вероятность отцовских издевок, и для того, чтобы доказать матери, что ее похвала заслуженна. Юстас установил для себя невообразимо высокую планку. (Спустя годы он сокрушался в своем дневнике, что так никогда и не испытал «бесценной свободы детства»; над ним постоянно нависала «угроза неудачи»). Даже наедине с собой, даже ночью, когда он тайно работал над своей любимой индейской вышивкой, его действия должны были быть безупречными – иначе работа не принесла бы никакого удовлетворения. Распарывая неидеальные швы и пробуя снова, Юстас нашивал каждый ряд бусин до тех пор, пока те в точности не воспроизводили работу древних мастеров-шайенов[29]. В своей комнате на Дирвуд-драйв он делал произведения искусства, о которых другой ребенок даже бы не помышлял.

Наконец, выбившись из сил, он выключал свет и пытался уснуть. Иногда лежал в темноте и слушал, как ругаются родители. Часто плакал. А часто засыпал, прижав к горлу охотничий нож. Прикосновение лезвия к шее странным образом успокаивало. Успокаивала мысль, что в любой момент, если станет слишком плохо, он может покончить с собой. Осознание, что у него есть выбор, всегда дарило Юстасу спокойствие, необходимое, чтобы уснуть.

Глава 3

Полагаю, мало кому удалось испытать такое счастье, как нам в нашем положении, за много сотен миль в обдуваемой ветрами глуши. Я часто говорил брату: видишь, как мало нужно природе, чтобы жить в довольствии? Счастье, спутник удовлетворенности, находится в нас самих, а не в наслаждении внешними факторами.

Дэниэл Бун