Жизнь в лесу. Последний герой Америки

Этот режим хорош, когда нужно выполнить большой объем работы, но вот когда два абсолюта сталкиваются, дело может кончиться мощнейшей катастрофой с фатальным исходом. Именно поэтому Юстас с сестрой никогда не были близки. Этот печальный факт представляется еще печальнее оттого, что оба очень хотят наладить хоть какое-то подобие отношений, но обычно они лишь раздражают друг друга. Юстасу кажется, что он очень старается с уважением относиться к христианским ценностям, которые свято чтит Марта, и ее плотному распорядку, предупреждая о приезде сильно заранее, читая истории из Библии ее дочкам и пытаясь не намусорить в ее стерильном доме. Но Марта всё равно обвиняет его в грубости и эгоизме, что обижает его еще сильнее, особенно если учесть, что он считает, будто Марту его жизнь совершенно не интересует – она приезжала на Черепаший остров с семьей только дважды, несмотря на постоянные приглашения Юстаса. Марту же постоянно уязвляет картина, которую она видит: братец-деспот, требующий, чтобы весь мир останавливался и бросался к его ногам каждый раз, когда он проездом оказывается в городе. Из гордости и по привычке Марта отказывается подчиняться Юстасу.

Так что, как видите, отношения Юстаса с семьей далеки от совершенства. Причем на всех фронтах. Он не может с этим смириться. Но еще сильнее его беспокоит то, что он до сих пор не обзавелся собственной семьей. Как и в тридцать лет, он оглядывает свою империю и с потрясением сознает, что – несмотря на то, что он достиг многого благодаря одной лишь силе воли, – у него до сих пор нет ни жены, ни детей. В его возрасте давно следовало иметь семью, заниматься воспитанием детей, то есть обрести надежные тылы. Что он сделал не так? Он не понимает.

Как-то раз мы с Юстасом спустились с горы, чтобы навестить его наставника-коневода, старожила гор, фермера и гениального дрессировщика Хоя Мореца. Мы провели прекрасный день на кухне, ели кукурузный хлеб с женой Хоя Бертой, слушали безумные старые байки, листали фотоальбомы (в которых были одни лишь фотографии мулов, быков и лошадей). Хой – весельчак и хитрец. (Когда я с ним только познакомились, я спросила: «И чем вы занимаетесь, сэр?» «Жирею и ленюсь, – ответил он. – А вы?») Он не читал много книг – отец поставил его управлять воловьей упряжкой на лесопилке уже в шесть лет, – но любит работать на земле. Ему принадлежат триста акров самых ухоженных и ровных полей и пастбищ, какие вы только видели. Детей у Хоя нет, и вот за кухонным столом Юстас спросил, что станет с чудесной землей фермера, когда они с Бертой отойдут в мир иной. Хой ответил, что точно не знает, но предполагает, что «дядя Сэм заберет всё себе и распродаст тем ушлым застройщикам, что недавно нагородили девятьсот домов по ту сторону моей горы».

В машине по пути домой я спросила Юстаса, хочет ли он выкупить землю Хоя. Ферма Морецов находится всего в сорока пяти минутах езды от Черепашьего острова, и земля там хорошая. Конечно, ответил Юстас, он хотел бы ее выкупить – ему было бы невыносимо смотреть, как такую хорошую землю превращают в очередной мертвый пригород.

– Но так уж в мире происходит, – добавил он. – Сначала дороги, потом фермы. Фермеры продают землю строительным компаниям, а те режут ее на кусочки, насилуют и строят новые дороги, пока не остаются рожки да ножки. Не могу же я спасти каждый акр земли в Северной Каролине. Я не всесилен.

– Но что бы ты сделал с землей Хоя, если бы она досталась тебе? – спросила я, и подумала, что ее можно было бы пустить под сенокосные луга или пастбища для стада лошадей, которое увеличивалось с каждым годом.

– Сохранил бы ее как есть и отдал бы одному из сыновей, чтобы он, когда станет взрослым, основал там семейную ферму, – сказал Юстас.

Возникла неловкая пауза. Слишком уж много в ответе Юстаса было «если»: от предположения, что в будущем у него будет много детей, среди них непременно окажутся мальчики, а потом один из них вырастет и непременно захочет жить на какой-то семейной ферме, до допущения, что сыновья его не станут для него гигантским разочарованием («полная противоположность тому, что я ожидал!»), как было в случае с отцом и дедом Юстаса, и что через двадцать пять лет его земли всё еще будут в неприкосновенности. Даже сам Юстас почувствовал, насколько сомнительна эта перспектива.

– Одному из сыновей, – наконец произнес он таким тоном, словно сам себе был противен. – Ты только меня послушай. И где я, спрашивается, возьму этих сыновей?

И правда – где? И кто станет их матерью? В жизни Юстаса это вопрос на миллиард долларов, вопрос, который не дает покоя не только ему, но всем его знакомым до такой степени, что для нас уже стало обычным делом сидеть и размышлять о том, на ком однажды женится Юстас Конвей, да и женится ли вообще. В течение последних лет все без исключения члены семьи Конвеев отводили меня в сторону при встрече и по секрету сообщали, что не хотят, чтобы Юстас когда-либо женился и заводил детей, потому что, по словам Марты, «отец из него выйдет лютый».