Я вскочил, яростно скомкав листок, швырнул его в сторону урны и, хлопнув задребезжавшей стеклянной дверью, выскочил на улицу.
Резкий ветер сдул мою шляпу в лужу. Весело крутясь, она поплыла по воде. Я стоял не в силах нагнуться и выловить ее. От блеска и ветра глаза мои слезились, изображение расплывалось...
Когда я вернулся домой, я тут же услышал оживленные голоса, доносящиеся с кухни. Мать весело рассказывала жене о московской своей внучке. Главное, из-за отсутствия жены выражала недовольство мне, а теперь, когда подлинная виновница явилась, мать как ни в чем не бывало разговаривает с ней... Все-таки любят они друг друга, как ни странно!
— Явился! — произнесла жена таким тоном, словно меня не было три дня и три ночи.
— Ненадолго, — выговорил я сквозь зубы, — где наше свидетельство о браке?
— Да брось ты! — легкомысленно сказала жена. — Зачем это тебе?
Повернувшись, я кинулся в кабинет.
— А где Даша? — в новой уже роли выступила жена. Встревоженная орлица, не заставшая в гнезде своего птенца!
— В школе, — как можно сдержаннее выговорил я.
— Ха! — она засмеялась, потом, испуганно глянув на меня, прикрыла ладошкой рот. — Вот ето да! То-то я гляжу, почему это все в белых передниках идут? Чтой-то, думаю, наверняка тут скрывается!
Демонстративно вынув из стола и пронеся по воздуху свидетельство о браке, я положил его в карман и направился к двери.
— А ты куда? — встревоженно спросила жена.
— Не догадываешься? — произнеся.
— Ой... а как же? Я столько накупила всего!
Я вышел в прихожую, злобно переворошил все свертки. Бананы! Финики! Прихоти миллионерши! Еще один ее ненавистный для меня облик: «Элегантная женщина, покупающая все необходимое для дома!»
Хлопнув дверью, я вернулся в кабинет. Она ворвалась вслед за мной:
— Разрешите облобызать! Умоляю, один лишь поцелуй!
— Вали отсюда! — закричал я.
Через минуту, робко постучавшись, она показалась с подносом в руках, скорбно-дурашливо уронила на грудь кудрявую головку. На подносе лежал банан, финики в блюдечке, стоял высокий бокал с кефиром.
— Ты понимаешь хоть, что денег у нас совсем не осталось? — поглядев на все это великолепие, сказал я.
Она кивнула.
— Ну что ж, — вздохнув, произнесла она свою любимую фразу, — будем жить скромно, ни в чем себе не отказывая!
Я только махнул рукой.
— Когда хоть окна-то вымоешь?
— Это вопрос? — она наморщила лоб. — Это вопрос, требующий ответа? Это вопрос не риторический, нет? — весело дергая меня за рукав, спрашивала она.
— Нет.
— Жаль. — Она вздохнула. — Так редко встречаешься со своим мужем, и при встрече одни только упреки.
— Почему? Не только упреки, но и угрозы.
Улыбаясь, мы глядели друг на друга.
— Ты где была-то?
— На кухне, — сразу ответила она.
— Нет! Ночью?
— А... у Дийки, всю ночь с нею проговорили. Она в жутком состоянии. Леха из дому ушел, сказал, что навсегда.
— Да? — оживился я. — Как же мы с ним не объединились?
— А ты разве тоже уходил?
— Да.
— Ой, а я и не заметила! — она засмеялась, потом, испуганно захлопнув рот, посмотрела на меня.
— Вот, — я протянул ей рубль. — И этого нам должно хватить до конца жизни. Поняла?
— Ну, если так, до конца жизни осталось недолго! — весело сказала она.
Потом пришел кафельщик, вызванный матерью, и под мерные удары зубила я закончил стих, начатый давно:
VIII. Бездна
Вечером я гулял с песиком во дворе.
— Знаешь, почему все нынче собак заводят? — обратился ко мне с разговором пьяный сосед. — Потому что чувствуют — жизнь всех на одну тропку загоняет. Чувствуют, что у них так же будет, как и у прочих, необычного ничего уже не будет. Остается собакой себя выразить. Логично?
— Ну как же? — возразил я (последнее время я много об этом думал). — А бездна? Мы ж на краю бездны живем! Что ж здесь обычного, скажи?
— Какая бездна-то? — удивился он.
— Да вот же! — указал я наверх.
— А-а! — он махнул рукой. — Шея устанет вверх все время смотреть.
Он ушел, и скоро пошел к своей парадной и я.