Жизнь способ употребления

В течение нескольких недель общественное мнение было страстно увлечено загадкой, над которой бились десятки доморощенных мегрэ и жаждущих сенсации журналистов. В этом двойном преступлении усматривали отдаленную связь с делом Базуки, поскольку, по мнению некоторых, Брейдель был сообщником Ковача; сюда впутывали ФНО, «Красную руку», рексистов и даже вспоминали о темной истории с претендентами на трон Франции, ибо некий Состен де Бомон, гипотетический предок Элизабет, оказывался ни больше, ни меньше, как внебрачным, но узаконенным сыном герцога Беррийского. Затем дело застопорилось; следователи, хроникеры, детективы-любители и прочие любопытные отступились. По итогам следствия, вопреки очевидным фактам, было объявлено, что преступление совершил «какой-нибудь бездомный бродяга с неуравновешенной психикой, каких еще немало в городских предместьях и на сельских окраинах».

Возмущенная этим вердиктом, не разъяснившим ей то, что она полагала вправе знать о судьбе дочери, мадам де Бомон попросила своего адвоката Леона Салини, чей интерес к криминальным происшествиям был ей известен, взять расследование в свои руки.

Несколько месяцев Вера де Бомон почти не получала от Салини новостей. Время от времени он отправлял ей лаконичные почтовые открытки, информируя о том, что не теряет надежду и продолжает вести поиски в Гамбурге, Брюсселе, Марселе, Венеции и т. д. Наконец, 7 мая 1960 года Салини приехал к ней лично.

— Все, — сказал он, — и в первую очередь полицейские, понимали, что супруги Брейдель были убиты за то, что они когда-то сделали, или в результате того, что с ними случилось. Но до сего дня никто так и не сумел выявить никаких зацепок, которые позволили бы направить расследование по какому-либо определенному следу. На первый взгляд жизнь четы Брейдель просматривалась совершенно ясно, несмотря на заметную склонность к переездам в первый год после женитьбы. Они встретились в июне 1957 года в Баньоль-сюр-Сэз и через шесть недель поженились; он работал в Маркуле, она незадолго до этого устроилась работать официанткой в ресторане, куда он приходил ужинать каждый вечер. В его холостой жизни не было ничего таинственного. В маленьком городке Арлоне, откуда он четыре года назад уехал, его считали хорошим рабочим, в будущем бригадиром и даже, возможно, мелким начальником; но найти работу ему удалось только в Германии, точнее в Сааре, в Нейвайлере, деревушке под Саарбрюкеном; затем он перебрался в Шато д’Окс, в Швейцарии, а оттуда — в Маркуль, где взялся строить виллу для одного инженера. Ни в одном из этих мест с ним не случалось ничего достаточно серьезного, чтобы за это его через пять лет убили. Похоже, единственной историей, к которой он оказался причастен, была драка с военными после танцевального вечера.

В отношении Элизабет дело обстоит совсем иначе. В период между ее отъездом из вашего дома в 1946 году и приездом в Баньоль-сюр-Сэз в 1957 году о вашей дочери неизвестно ничего, абсолютно ничего, если не считать того, что хозяйке ресторана она представилась как Элизабет Лёдинан. Впрочем, все это было установлено при официальном дознании, и полиция безуспешно пыталась выяснить, что именно Элизабет могла делать в течение этих одиннадцати лет. Они изучили не одну сотню досье. Но так ничего и не нашли.

На этой безосновательной стадии дела я и взялся за расследование. Моя рабочая гипотеза или, точнее, мой исходный сценарий заключался в следующем: за несколько лет до замужества Элизабет совершила серьезный проступок, в результате чего была вынуждена сбежать, а затем скрываться. Сам факт ее замужества означает то, что в тот момент она посчитала себя окончательно избавленной от угрожающей ей мести со стороны человека, которого она имела все основания бояться. Однако через два года месть осуществилась.