Жизнь советской девушки

Так представьте себе его положение: человек недавно развёлся, вновь собрался жениться на очевидно правильном, надёжном и верном партнёре, а тут какая-то нервная девочка со своими признаниями. Закрутить с нею роман не получится, не в правилах Учителя было портить девушек – он предпочитал зрелых, опытных дам. Я ему была, в общем, ни к чему как женщина, но интересовала как человек и ученица. По признанию Учителя – лучшая за всё время его преподавательской деятельности. Нисколько не стесняюсь, а горжусь этой аттестацией и дорожу ею куда больше всех своих дипломов и наград.

А ещё бы мне было не учиться! В пожаре сублимации я рвалась к знаниям как угорелая.

Сдав экзамены на театроведческий в третий раз, и на одни пятёрки, я наконец официально поступила на первый курс и готовилась к переводу на второй (кое-какую разницу между вечерним и дневным отделениями надо было досдать). Евгений Соломонович должен был вести у нас семинары по театральной критике – причём все семестры, до четвёртого курса. На этом настоял наш куратор Юрий Николаевич Чирва. Великолепный преподаватель русской литературы, Чирва прекрасно знал, кто почём на факультете, и хотел, чтобы у его девочек всё было самое лучшее и отборное.

И вот первый семестр, где мы изучаем, как я говорила вам, "пространственное решение спектакля". Я беру для разбора "Смерть Иоанна Грозного" А. К. Толстого в Театре имени В. Ф. Комиссаржевской, постановка Р. Агамирзяна. И пишу огромную, страниц в пятьдесят (от руки) работу, с тщательнейшим разбором пространства спектакля и с цитатами из Станиславского, Мейерхольда, Вахтангова и Брехта.

Из этого труда я помню один замеченный мною принцип режиссуры, доказывающий, в общем, рутинность анализируемой постановки: "внимание – говорящему". Это значит, что персонаж оживает только тогда, когда у него есть слова, а без слов он каменеет. Это доказательство того, что перед нами, как формулировал Учитель, не "творческий мир", а "раскрашивание текста".

Такие же солидные манускрипты я носила в семинары по теакритике и позже, когда чувства к Евгению Соломоновичу стали хроническими и спокойно-почтительными. Уплотнились и улеглись в формат "учитель – ученица". Из моего "актёрского портрета" Алисы Фрейндлих, из студенческой работы, Учитель даже взял два фрагмента и процитировал их в своей книге про актрису. (Но он не только меня цитировал – был в принципе щедр и, если ему нравилось что-то в ученических сочинениях, возвышал до своего текста и указывал обязательно, кто и когда отличился метким словом, точным описанием, щёгольской формулировкой.)

Неизменно рисуя мне пятёрки, Учитель бормотал, адресуясь к курсу: "Я опять ставлю Москвиной пятёрку, только не надо её ненавидеть…"

Курс фыркал, потому что ненавидеть меня никто не собирался. Я втиснулась в новый маленький коллектив бесконфликтно, девчонки все были оригинальные и без повышенной вредности. Со многими (Ольга Зинченко, в замужестве Варганова, Вера Ионина-Толконникова-Матвеева, Ольга Хрусталёва) удалось сохранить приятельские отношения и по сей день. Мальчик же на курсе был один – Виктор Тюшев, с ним мы дружили в студенчестве, а потом он пропал с горизонта. Только два семестра проучились с нами некие Марис и Йонис, литовские привидения (выучили мы их на свою голову), – так что по-прежнему в жизни моей преобладало женское царство.

Когда в каком-то деле скапливается слишком много женщин, это симптом, и это симптом не расцвета. Мужчины и разумом и нутром стремятся туда, где есть деньги, слава, любовь, словом – энергия. Если мужчины куда-то не стремятся ни разумом, ни нутром, там нет ни денег, ни славы, ни любви, короче – нет энергии.

Мужчины преобладали на всех курсах режиссуры – женщины там были редчайшим исключением. Мужчины составляли более половины актёрских курсов. Учились они и на художников-постановщиков. А на театроведческом факультете мужчины имелись в количестве пяти – десяти процентов от числа учащихся.

Так было не всегда – театроведение начиналось как сугубо мужское дело, и в основоположниках его числятся только мужчины. Гвоздев, Мокульский, Пиотровский, Данилов и другие величины. Водились энергичные мужчины и среди преподавателей нашего факультета – Сахновский, Смирнов-Несвицкий, Костелянец, Якобсон. Но в учениках фигурировали сплошные девочки, а это значило, что театроведение вступило в фазу "плакальщиц". Потому что женщины отряжаются огромным боевым отрядом в какое-либо дело, когда оно движется к смерти – дабы омыть его слезами и похоронить. Причём фаза может длиться десятилетиями, это пожалуйста.

Утверждение моё не касается традиционных областей женской работы (сестринское дело, библиотечное) – речь идёт о постепенном женском преобладании там, где его никогда не было.