Он часто отправляется в Аньер, на остров Гранд-Жатт, где устраивается на берегу против моста Курбвуа. Именно это место он выбирает для сюжета своей картины. Он хорошо помнит простую композицию "Тихого края" Шаванна и позаимствует ее для своего полотна, которое, как и Шаванн, разделит на два неравных прямоугольника. Верхний, меньшего размера, отведен для неба; нижний пересекает диагональ, образующая слева треугольник, предназначенный для берега, а справа, между землей и небом, - треугольник воды.
Сколько их, щеголей и кутил,
Всяких повес там и заводил,
Этих беспечных гребцов на Сене...
В первые же солнечные дни Аньер привлекает к себе веселую толпу отдыхающих. Сюда стекаются люди из всех уголков Парижа, чтобы покататься на лодках, потанцевать или просто принять участие в народном гулянье, этом многоцветном и шумном людском водовороте. На реке, на острове, на берегах царит праздничное оживление. Суда всех типов (парусники, одиночки, ялики, аутригеры, байдарки, яхты, клипперы) скользят по Сене, унося в сторону Сен-Клу, Аржантейя и Буживаля щеголей, которые громко переговариваются между собой, находясь на разных лодках, обращаются друг к другу по кличкам Волосатый (наиболее среди них распространенная), Кашалот, Коротышка - и отпускают в адрес пассажирок сальные шуточки. Почтенные семейства располагаются на траве, закусывают или прогуливаются, женщины, отдавая дань моде, покачивают своими длинными юбками с пышными турнюрами на бедрах, именуемыми в народе "откидной скамейкой", а чаще всего "ложным задом". Взявшись за руки, девушки распевают песни и, почувствовав на себе взгляды молодых кутил, прыскают со смеху. Их раскрытые зонтики отбрасывают на зелень травы яркие световые пятна, подобные тем, что отбрасывают украшенные флажками рестораны, с их цветущими беседками, где находят прибежище влюбленные, или кабачки, где вскоре в пространстве, пропахшем жареным картофелем и рыбой по-матросски, закружатся танцующие пары. Дети носятся друг за другом. Шарманки наигрывают свои избитые мотивчики. Продавцы вафель и кокосов зазывают покупателей. Иногда гремит что есть мочи фанфара, оглашая окрестности пронзительными звуками.
Вряд ли можно найти сюжеты более импрессионистические, чем те, что предлагают берега Сены, лягушатники, лодочники. Долгое время они привлекали к себе внимание некоторых импрессионистов. Да разве сам Мане - он умер в апреле этого года, - не отправлялся в Аржантей, чтобы порисовать в компании с Клодом Моне и Ренуаром 1? Однако отношение Сёра к этим сценам современной жизни иное, чем у его старших коллег, которые в своем стремлении к чистому зрительному впечатлению и к моментальной его передаче никогда особенно не заботились об искусстве композиции. И это понятно, ибо законы композиции подчиняют впечатление разуму, благодаря им искусство становится, если прибегнуть к образному выражению Леонардо да Винчи, cosa mentale 2. Разум навязывает свой порядок. В самом деле, мало кто из современных художников уделяет внимание искусству композиции. Тот же Пюви де Шаванн был едва ли не исключением. Неудивительно поэтому, что Сёра проявляет к нему интерес.
1 См. "Жизнь Ренуара", ч. I, гл. 3; ч. II, гл. 2; и "Жизнь Мане", ч. IV, гл. 2.
2 Дело разума (итал.).