"По получении фирмана, Солиману-бею поворотить войско к Дунаю и идти без промедления на Молдавию. Схватив за бороду князя Штефана — приволочь гяура к стопам могущественнейшего султана. И войску не зимовать в ином месте, кроме как в ляшской крепости Каменце. Той же весной идти из Каменца в ляшскую и венгерскую землю. Таково решение. И иному не быть".
И снова собрал господарь свои полки в Васлуйском стане. Сюда и доставил венецийский посол Паул Огнибен грамоты от шаха Узун-Хасана. А Штефан повелел латинскому дьяку отписать вторую грамоту святейшему папе Пию, просить его поднять на неверных королей и князей Европы, ибо надо всеми нависла турецкая опасность.
Короли же и князья Европы рассудили, что беда грозит одной Молдавии. Успеют, стало быть, еще подумать. "Стоит ли, — рассуждал Казимир, тревожить в самый праздник порубежных ляшских военачальников; да кстати, они и нам понадобятся против татар".
"Дозволить ли секлерам пойти служить в молдавском войске, — думал Матвей, — впрочем, дозволь — не дозволь, они все равно пойдут: ведают, что Штефан-Воевода — добрый воин и полководец. По правде говоря, его-то они и почитают своим князем. Неладно получается, да ничего тут не поделаешь".
Пока при королевских дворах произносили речи и поднимали заздравные кубки, Штефан зорко следил за неуклонным продвижением рати Солимана-бея. Пройдя всю Фракию и Болгарию, полки Скопца достигли Дуная. При первых зимних снегопадах Цареградские корабли с припасами и одеждой скопились в устье Дуная.
Отовсюду согнали крестьян правобережья и Кара-Ифлакии: одни трудились в обозе, другие открывали злачные ямы, гнали к дунайским заводям стада овец, растапливали куски говяжьего жира, собирали вдоль берегов плоты для мостов. Пришел со своей дружиной и Басараб Старый. Теперь он ехал среди начальных людей и бунчуков Солимана. К Рождеству гонцы из крепости Крэчупа донесли, что наврапы вступили в пределы Молдавии. Рэзешские отряды не пускают их, досаждают частыми налетами, но сзади напирает основная сила оттоманов. Господарь созвал в тронные покои Васлуйского дворца советников и воевод. Все молчаливо сидели на тайной вечере, вокруг своего господина. Были тут и старые бояре, но большей частью молодые, с великим тщанием отобранные господарем. Среди них были Хрян-ворник и новый сучавский портар Лука Арборе, и Михаил-спэтар, и Дажбог-кравчий, и ясельничий Иля Хуру. Был также Дума Хотинский, сын Влайку, двоюродный брат господаря, и нямецкий пыркэлаб Арборе и романский пыркэлаб Драгош, и белгородский — Лука. Другой Пыркэлаб Белгорода, немец Герман, остался по повелению Штефана при крепостных бомбардах.
— Любезные бояре, и верные советники, — начал господарь, пристально разглядывая сотрапезников, словно хотел проникнуть в душу каждого. Господь, пославший против нас язычника, испытывает не храбрость нашу, а силу нашей веры. Вот крест: я целовал его в юности, скрепляя клятву свою; поклянитесь же и вы именем Христа и уповайте на помощь его. Скоро покажется, разумно ли я выбрал вас, принес ли прибыль мой талант[112]. Преклонили бояре колена, поцеловали крест и руку господаря. Стольники тут же внесли кушания, а кравчий налил по малой толике вина, как на причастии. Гонцы от конных сотников прибывали непрестанно и входили в покой господаря, промокшие насквозь. Они приносили подробные вести о продвижении неприятеля.
В Крещенский праздник князь присутствовал при освящении вод Молдавии. К тому времени стало ясно, что выставленные на Серете и Барладе-реке отряды, беспрестанно теснившие турок и отходившие долиной Бырлада, исполнили свой долг. В сочельник завернула оттепель. Распутица держалась долго. Воистину казались благословенными эти воды, сеявшиеся с небес, и обильные потоки, топью разливавшиеся по долинам. Дороги в лощинах совсем размыло. Стотысячная турецкая армия с бесчисленными грузчиками и обозами, несмотря на трудности, упорно продвигалась в глубь страны, спеша навстречу княжескому войску. Захваченные языки охотно указывали, где молдавский стан. Оставалось обложить его и изловить Штефана, дабы исполнить в точности повеление султана. Рассеяв молдавскую рать, Скопец схватит господаря за бороду и поволочет его в края, где меньше болот и больше солнца.