Читаем Жизнь Шаляпина. Триумф полностью

Благоприятный климат, горный, чистый до прозрачности воздух, целительные воды, тишина, покой – уже ничто не могло спасти великого князя: в августе 1899 года наследник-цесаревич скончался. В предчувствии неотвратимого Георгий Александрович на свои средства построил в Абастумане храм в честь великого русского ратоборца Александра Невского и попросил великого князя Георгия Михайловича порекомендовать художника для росписи его. Георгий Михайлович, естественно, обратился к вице-президенту Академии художеств графу Толстому, который тут же дал телеграмму художнику Нестерову: «Можно ли обратиться к Вам с просьбой расписать церковь на Кавказе. Подробно почтой. Граф Толстой».

И вот уже больше четырех лет Михаил Васильевич словно прикован к этому месту. Конечно, зимой он жил в Киеве, где училась его дочь Ольга, за эти годы он побывал в Москве и Петербурге, в Нижнем Новгороде и Уфе, на Соловках и в Ялте, но, где бы он ни был, какие бы этюды ни рисовал, какие бы новые замыслы ни одолевали его, он все время мысленно возвращался к Абастуману – к храму, в который уже вложено столько сил и столько сделано, но дел было еще невпроворот. И Абастуман опостылел ему: его тянуло к северным пейзажам, к родной русской природе, а тут все – чужое…

Михаил Васильевич вновь и вновь придирчиво вглядывается в новый этюд картины. Неподвижно устремлен его взгляд. Кончик кисти оказался во рту, краска еще не высохла от только что нанесенного мазка… Не удавался на картине юноша, с которым он недавно познакомился в Соловках, особенно глаза, полные изумления от непереносимого страдания. Бледный, болезненный, с белыми губами, похожий на хищную птицу, этот мальчик поразил Нестерова своим страдальческим выражением лица. Потом только художник узнал, что мальчика съедает беспощадный недуг… Мальчик оказался в толпе стариков, старух, молодых женщин, идущих в поисках правды на земле…

«Да, люди, измученные печалью, страстями и грехом, с наивным упованием ищут забвения в божественной «поэзии христианства», – задумался Нестеров. – Сколько уж людей побывало на моей картине, приходят один за другим, наполняя собой живой уголок родной природы, все они ждут, как и многие люди, своего счастья, своего утешения и покоя, а потом начинаешь понимать, что для такой картины, для такого замысла нужны совсем иные люди, с иными лицами и характерами, и эти люди исчезают с полотна. Появляются другие… В картине «Святая Русь» хорошо было б показать Шаляпиных, Горьких, Малявиных, их гениальность и широту натуры, но, слава Богу, вовремя почувствовал, что для такой картины они не годятся. На пространстве пяти аршин изображено двадцать фигур, четыре святых и шестнадцать мужчин и женщин, грешных и праведных, Шаляпиных и не Шаляпиных, пусть зритель сам разбирается, кто из них гений, а кто обычный грешный человек, которому тоже нужна в жизни какая-то утеха. Ведь хотел даже Достоевского втиснуть в эту картину. Хорошо, что одумался. А портрет Горького уже написал, но и от этого пришлось отказаться… Стоит кого-нибудь из них поставить в эту толпу бредущих к монастырю, где стар и млад со всей земли, тут и всяческие калеки, и могучие духовным здоровьем старцы, – эти люди ищут своего Бога, ищут веры, идеала, а навстречу толпе, стоящей у врат монастыря, выходит светлый, благой и добрый Христос с предстоящими ему святителями: Николаем, Сергием и Георгием… Ну можно ли себе представить Шаляпина, Горького, Достоевского в этой толпе молящихся и скорбящих? Нет, конечно! Получилась бы явная нелепица…»

Нестеров вот уже больше трех лет писал и переписывал «Святую Русь», в прошлом году выставил ее для обозрения друзьям и знакомым. Казалось, что картина готова, но художник вновь и вновь переделывал ее, убирал одних персонажей и заменял их другими, более подходящими для воплощения своего замысла.

«Быть может, отказаться от мальчика? Форма глаз его вроде бы удалась, но вот выражение глаз… Никак не передам неповторимость этого взгляда, кажется, вижу, а берешься за кисть – и сразу ускользает взгляд, кисть становится непослушной. Ох, как мучительно сознание бессилия своего передать увиденное, запечатленное в памяти…»

И в натуре было что-то неуловимое, то ли игра света и окружающая их природа, совсем иная, чем здесь, но в этюде удалось запечатлеть этот взгляд, а тут… Как передать этот взгляд, в котором боль, страдание, мольба, надежда, удивление и стоическое терпение. А у художника – только натянутый холст, кисти да растертые краски, которые нужно накладывать одна на другую до тех пор, пока лицо не станет живым… Вот и весь арсенал изобразительных средств, которыми располагает художник. А может, форма глаз зависит от формы носа, губ, подбородка? Все это элементарные законы пропорций на полотне, но как же трудно в каждом отдельном случае все эти элементы воплотить…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии