Жизнь с призраками

Как рассказать, с чего начать?
Бодрум, Бодрум…
Чего я хотел в те дни? Нежных чувств, вот и всё.
Искупаться в море, выспаться — вот и все желания.
Как рассказать, с чего начать?
 Помнишь, сколько нас было тогда —
А сколько теперь осталось?
 Однажды я был влюблен —
 Вот только как ее звали, уже не вспомнить.
Бодрум, Бодрум…
Чего я хотел в те дни? Нежных чувств, вот и всё.
 Искупаться в море, выспаться — вот и все желания.

Песня заканчивается. Я прошу бармена поставить ее снова, улыбнувшись, он выполняет мою просьбу, по берегу ходят чайки, ища, чем бы поживиться. Они так же ленивы, как этот день, полный истомы и неги, им неведом мир, в котором нет моря и где зимы выстуживают души, а солнца не бывает больше двухсот дней в году.

Вот только как ее звали, уже не вспомнить…

Это неправда, я помню имя и номер телефона, в моем мобильнике опять турецкая симка, а набрать нужные цифры несложно, жаль лишь, что абонент недоступен.

Я звоню снова и снова, коньяк сделал свое дело. Начинают путаться мысли, Арнольд в аэропорту зачем-то рассказывает о том, что летит на свадьбу по приглашению, он хитро улыбается, тебя не пригласили?

Пора расплатиться, нет, кальян я курить не буду, может позже, скажем, вечером или завтра, ведь завтра тоже желтое лето?

Отставляю недопитую рюмку и решительно иду к столу. Там, в одном из ящиков, лежит пачка фотографий, которые обычно не достаю, прошлое и так сильно давит. Мы с Лерой на них совсем молодые, как та самая смешная пара, что сняла бы мою квартиру, если бы я надумал уезжать.

Рассматривать эти фото как раскладывать пасьянс, который никогда не сойдется.

Стало прохладно, все же уже октябрь.

Скоро начнется исход. Позакрываются многие магазины и бары, ресторанчики и отели. В Бодрум тоже придет зима.

Я опять набираю номер, абонент все еще недоступен, хотя что-то мне говорит, что скоро я ее увижу, может, имеет смысл пойти в сторону офиса?

Он закрыт, жалюзи на окнах, дверь заперта на засов.

— Ты опоздал, — говорит мне Дениз, — мы уехали неделю назад, может, вернемся на следующий сезон, если я не уеду в Европу.

Мне хочется о многом спросить ее, за окном непроглядная тьма, дождь стих, фотографии я так и не стал доставать из стола, раз она уехала, значит, так было надо, но зачем в Европу, может, она передумает и вернется, вдруг все можно начать сначала?

Я назначу тебе встречу на Галатском мосту, там, где стоят рыбаки, под дождем они ловят кефаль и хамсу, из моря, не из реки. Мы будем вместе смотреть на Босфор, накрытый туманом зимы, на Галатском мосту ты найдешь меня, под зонтом от потоков воды. Ведь зимою в Стамбуле часто дожди, но я тебя буду ждать, на Галатском мосту ты найдешь меня, хотя можешь и опоздать…

Раздается звонок, извиняющийся Лерин голос.

— Слушай, я тебе нагрубила, что-то случилось?

После трех рюмок коньяка мне сложно объяснить, что в действительности случилось. Я уже жалею, что позвонил ей и нарвался на фразу, которую так часто слышал в последние месяцы нашей совместной жизни. Да и потом, какой смысл нам видеться, она замужем, у нее все хорошо, стоит ли опять начинать все сначала, впрочем, это невозможно, мы все совершаем ошибки, потом платим за них, раскаиваемся, пытаемся что-то изменить, пока не понимаем, что это бесполезно и надо лишь стоически принять условия игры, пусть этого и не хочется.

На Галатском мосту ты найдешь меня, хотя можешь и опоздать…

От Бодрума до Стамбула час лета или почти четырнадцать часов на автобусе. Это если я остаюсь здесь.

— Ты меня слышишь? — спрашивает Лера.

— Да! — машинально отвечаю я, думая о другом.

О пустом, зимнем Бодруме, когда с моря идут шторма. Бывает, что набережную заливает до замка и Улицы баров, но потом волны отступают, и на мокрые камни приходят собаки. Бродят они и по пляжу, местные, что остаются здесь на это время, подкармливают их, смотря на острова, спящие у горизонта, и на то, как солнце быстро скрывается за ними, а небо покрывается звездами, если, конечно, на нем нет рваных, клочкастых туч.

Обе Медведицы, Орион, Кассиопея, Персей, Андромеда, Цефей…