Алина Шариго... Умеет ли он писать и рисовать... В выборе профессии люди более или менее руководствуются личными вкусами, но, если потом им приходится заниматься тем, а не другим, это, как правило, определяется житейскими случайностями, из которых сотканы судьбы. Приходится думать о заработке, а тщеславному - о том, чтобы блеснуть. На этом отчасти и строится человеческая комедия, а отчасти - на игре страстей. Но человек, подобный Ренуару, создан из другого теста. Для него живопись органическая, жизненная потребность. Он секретирует живопись, как шелковичный червь свою нить. Поскольку ему, как и всем другим людям, надо покупать пищу, одежду, платить за жилье, он должен пытаться получить деньги за свой труд. Но для него деньги никогда не могут быть целью. Для него совершенно безразлично, получит он немного больше или меньше денег, если он может удовлетворить потребность, диктующую все его поступки. Именно эта потребность, и только она одна, годами определяла существование художника. Нить свилась в кокон. В этой безыскусной, как бы подчиненной одному чувству жизни нет места женщине, - женщине, которая обладала бы не только телом, но и душой. Холостяцкое положение, естественно, отвечало такой жизни. Алина Шариго... Какое смятение, какие сложности внесла бы она в простой обиход Ренуара! И однако, эти глаза, это милое лицо, покой, который он испытывает в ее присутствии. Как он хочет, чтобы она была рядом, и как боится этого! Ее лицо преследует его. Как он старается избегать ее близости! "Ох уж эти бабенки, лучше писать их портреты!" Но Ренуар больше не уверен в том, умеет ли он писать. Почва уходит у него из-под ног. Жизнь его рушится. "Он сам не знает, куда податься".
Взвинченный, усталый, Ренуар работал мало и плохо. Он начал изучать английский язык: ему хотелось поехать к Дюре, который в это время, в начале 1881 года, жил в Лондоне. Путешествовать, переезжать с места на место! Поскольку движение всегда куда-то ведет, люди надеются, что оно приведет к цели, обретению утраченного покоя. Но кто, как не Сезанн, вечный скиталец, которому никогда не сиделось на месте, который ездил из Экса в Париж и обратно, а в Париже переезжал с одной квартиры на другую, кто, как не Сезанн, чей пастельный портрет в эту пору написал Ренуар (лысеющий череп, обращенный в себя взгляд человека, охваченного одной неотступной мечтой), знал, что никакие скитания не дают человеку уйти от самого себя, в лучшем случае - лишь на время его отвлекают. Ренуар написал Дюре, что приедет посмотреть на "хорошеньких англичанок". И вдруг в феврале, закончив портреты "девочек Каэн" (хорошо ли, плохо ли они получились, он не знал сам) и предоставив Эфрюсси хлопоты по их отправке в Салон ("одной заботой меньше"), уехал в страну, которая в свое время очаровала Делакруа и о которой ему не раз рассказывал Лестренге, - в Алжир.
К сожалению, когда в первых числах марта он приехал в Алжир, там стояла пасмурная погода. Шел дождь. "И все же здесь великолепно, природа неслыханно богата... А зелень сочная-пресочная! " Новая для него растительность - пальмы, апельсиновые деревья и смоковницы - приводила Ренуара в восторг, а арабы в своих бурнусах из белой шерсти часто поражали благородством осанки.
Наконец выглянуло солнце. Город, в котором "все бело: бурнусы, стены, минареты и дорога", - засверкал под безоблачным небом. Восхищенный открывшимся ему зрелищем, Ренуар снова начал работать. Он взял себя в руки, пытался осмыслить свое творчество. "Я решил побыть вдали от художников, на солнце, чтобы спокойно подумать, - писал он вскоре Дюран-Рюэлю, и по его тону чувствуется, что на душе у него стало спокойнее. - Мне кажется, я дошел до конца и нашел. Возможно, я ошибаюсь, однако это меня очень бы удивило".