Жизнь Рамакришны

Учитель, сидя на маленькой кровати, слушает признания учеников, он принимает участие в их личных заботах, в их семейных делах: он любовно подбадривает покорного Иогананду, он натягивает узду на неистового Вивекананду, он шутит над спиритизмом суеверного Ниранджана, он любит дать побегать этим молодым, вырвавшимся цыплятам и бросает в пылу страстного спора глубокое, насмешливое замечание, которое разъясняет вопрос и выводит их на правильную дорогу; он умеет одним словом вернуть к точной мере слишком малое и слишком большое, возбудить спящий разум и окатить водой избыток рвения. Его глаза останавливаются незаметно на целомудренном лице его святого Иоанна, Премананды (Бабурама), на одном из тех, кого он причисляет к Нитьясидха – к чистым и совершенным еще до их рождения,[341] к тем, кем не надо руководить; они сверкают иронией, когда он слышит о пуританских причудах, о которых он говорит:

– Чрезмерная забота о чистоте становится бичом. Люди, подверженные этой болезни, не имеют уже времени думать ни о людях, ни о боге.

Он отстраняет новообращенного от ненужных и опасных обрядов опытных йогов.[342] К чему рисковать здоровьем и жизнью, когда достаточно открыть глаза и сердце, чтобы на каждом шагу встретить бога?

– …Арджуна призывал Шри Кришну как Абсолют… Кришна сказал ему: «Приходи посмотреть, каков я». Он привел его на определенное место и спросил его: «Что ты видишь?» «Большое дерево, – сказал Арджуна, – грозди висящих ягод». «Нет, мой друг, – сказал Шри Кришна, – приблизься и посмотри хорошенько: это не спелые плоды, а бесчисленные Шри Кришны…»[343]

К чему нужно паломничество в святые места?..

– Святость людей делает святыми места. Иначе как могло бы место очистить человека? Бог повсюду в нас. Вся жизнь и Вселенная – его мечта.

Но, набрасывая искусными пальцами узор нравоучительных басен на прекрасной теме тысячелетий,[344] крестьянин из Камарпукура, соединивший в себе две натуры – Марфы и Марии, умеет напомнить своим ученикам о практической жизни, о скромных деталях домашнего быта: он не переносит безделья, нечистоплотности и беспорядка и может в этом отношении дать урок сыновьям крупных буржуа, он является примером, он подметает свой дом, он работает в саду.

Ничто не ускользает от его взора. Он мечтает, он видит, он действует. И благодаря своей радостной философии он сохраняет дар смеяться как ребенок. Вот он развлекается, изображая светских людей и ханжей.

«Учитель очень забавно имитирует одну кирта-ни (профессиональную певицу религиозных гимнов), к большой потехе учеников. Киртани и ее труппа появляются в одном собрании. Она пышно одета, небрежно держит цветной носовой платок. Когда появляется какой-нибудь почтенный господин, она приветствует его, продолжая петь, или говорит ему: „Прошу вас, войдите“. И она руками поднимает свое сари, чтобы выставить напоказ украшения, нашитые на нем… Мимика учителя до смерти смешит учеников. Палту катается по земле. Учитель говорит ему, улыбаясь: „Какое вы еще дитя, Палту! Не вздумайте только рассказать об этом вашему отцу. Та капля уважения, которую он еще питает ко мне, исчезнет. Он стал настоящим англичанином“».

Вот и другие типы проходят перед нами.

«Есть люди, – говорит Рамакришна, – у которых никогда не является такого желания поболтать, как во время ежедневного богослужения. Но так как им запрещается разговаривать, они жестикулируют и гримасничают с закрытым ртом: „Э! Э! Принесите мне это и передайте то“. – „Тише, тише!“ Один перебирает свои четки и, делая это, в то же время торгует рыбой. Перебирая пальцами зерна, он указывает на кусок, на который зарится… Женщина идет выкупаться в святых водах Ганги. Она должна была думать о боге, но нет, она сплетничает: „А какие драгоценности они дают вашему сыну?.. Такой-то болен… Такой-то пошел повидать свою невесту… Как думают, велико ли будет приданое?.. Гариш меня обожает, он и часа не может прожить без меня… Я не могла прийти все это время: было обручение дочери такого-то, я была так занята“. И так далее. Она пришла выкупаться в святых водах. Но разговор идет обо всем, кроме этого…»

В этот момент учитель, глядя на одного из своих слушателей, пораженный волнением, впадает в са-мадхи.[345]

Придя в себя, он немедленно снова завязывает нить своих прерванных бесед. Или же он поет один из своих прекрасных гимнов любви к «Матери с темно-синим цветом кожи» или к черному возлюбленному Кришне;[346]

«О, сладкозвучная флейта! Она играет там, в лесах. Я иду… Я иду. Мой темнокожий возлюбленный ждет меня… О мои подружки, скажите, идете ли вы со мной? Мой возлюбленный! Я боюсь, что он для вас – лишь слово, лишь пустой звук… но для меня он – мое сердце, моя душа, моя жизнь».