Жизнь Рамакришны

Он рассуждал правильно. Его большому сердцу, полному любви, которую он должен был раздать всему миру, нужно было сильное тело, руки, чтобы перевернуть землю, и ноги, чтобы обойти ее, нужна была рабочая сила и голова, управляющая ею. Осуществление того, что его жаркая мольба вызвала из недр, указывает не только на его проницательность и силу его желаний, но и на то, что бенгальская земля созрела и лихорадочно ждала его призыва.

Вивекананда был порожден «в свое время» силами самой природы. Для этой формы духа настал час рождения.

Все же не менее удивительно, что Рамакришна сумел сразу увидеть в колеблющемся отроке, мятежном и буйном, каким был тогда Нарендра, – будущего вождя, евангелиста, которого он ждал.

Рассказ об их первых встречах достоин быть переданным полностью: он вызывает у читателя влечение, родственное тому, которое испытал вопреки своей воле Нарендра и которое вопреки ей связало его с учителем, его избравшим.

Но прежде всего нам нужно набросать портрет этого гениального юноши в тот час, когда его звезда взошла и была навсегда вовлечена в орбиту Рама-кришны.[304]

Он принадлежал к знатной аристократической семье кшатриев. Его воинственная каста наложила на него отпечаток, который он сохранил на всю жизнь.

Он родился 12 января 1863 года в Калькутте. Мать его была очень образованная, царственно-величавая женщина, в которой сказания индуистского эпоса воспитали героический дух.[305] Отец его вел жизнь бурную и роскошную, подобно французскому вельможе XVIII века. Он открыто проявлял почти вольтерьянское свободомыслие, равнодушие к кастам, покоившееся как на сильно развитом чувстве гуманности, так и на спокойном сознании своего превосходства. Но дед его, судья, богатый и образованный, покинул жену, детей, высокие должности, богатство, общество и удалился в лес, чтобы стать саньясином. С тех пор его уже больше не видели.

Детство и отрочество Вивекананды протекали как у юного князя – любителя искусств эпохи Возрождения. Он был богато одарен телесно и духовно и всесторонне развивал свои таланты. Он был красив, как лев, небрежный и порывистый, словно дикий зверь, крепок физически. Сложен как атлет. Он достиг совершенства во всех физических упражнениях. Он умел боксировать, плавать, грести, страстно любил лошадей. Он был любимцем молодежи и судьей в вопросах вкуса. Он был очень искусен в исполнении торжественных религиозных плясок. У него был прекрасный голос, и его песни впоследствии восхищали Рамакришну. Он изучал в продолжение четырех или пяти лет вокальную и инструментальную музыку со знаменитыми индуистскими и мусульманскими профессорами.

В дальнейшем он пишет музыку и серьезное исследование о науке и философии индуистской музыки. Повсюду он признается музыкальным авторитетом. Музыка остается для него входом в храм,[306] преддверием дворца Всевышнего. В университете он выделялся своим блестящим умом, охватывающим с одинаковым увлечением математику, астрономию, философию, языки Индии и Запада. Он читал английских и санскритских поэтов, упивался историческими произведениями Грина и Гиббона. Он восхищался Французской революцией и Наполеоном. С детства он ежедневно упражнялся (как и большинство индуистских детей) в сосредоточении мысли. По ночам он стал размышлять над Подражанием Иисусу Христу и над Ведантой. Он любил спорить о философских вопросах. Жажда спорить, критиковать и дознаваться принесла ему впоследствии прозвище Вивекананда. Он искал гармонию в эллинской красоте и в индогерманской мысли. Этот универсальный человек, словно созданный по канону Леонардо и Альберти, добавил к их духовной власти над жизнью венец религиозной души. Абсолютная чистота. Этот прекрасный юноша, свободный, страстный, которому жизнь предоставляла все блага и наслаждения, наложил на себя строгий обет целомудрия. Не связанный ни с какой сектой, не избрав никакого credo, он чувствует (я изложил выше глубокую причину этого), что чистота души и тела – духовная сила, огонь которой проникает сквозь всю жизнь, и, если чистота чем-нибудь нарушена, огонь угасает. Сознавая уже свою великую судьбу, но не зная еще, в каком направлении она его увлечет, он хочет быть достойным ее, хочет осуществить ее в жизни.

Многочисленные дары природы и бурные страсти заставили его много лет прожить в душевном смятении, до тех пор, пока не определилась его личность. Между 17 и 21 годами (1880 – конец 1884) он проходит через ряд умственных кризисов, которые становятся все острее и внезапно разрешаются успокоением в религии.