Жизнь пустынных отцов

- Нет! - отвечал скоморох. - Не знаю за собою ничего... Впрочем припоминаю один случай... Занимаясь разбоем вместе с другими, мы похитили однажды деву, посвятившую себя Богу. Товарищи мои собрались было изнасиловать ее, но я один воспротивился этому и избавил ее от бесчестия. Проводивши под покровом ночи в селение, я в безопасности оставил ее в ее доме.

В другое время мне повстречалась блуждавшая по пустыне женщина почтенного вида.

- Зачем и как попала ты в эти места? - спросил я ее.

- Ах, не спрашивай меня... Нет несчастнее меня в целом мире... Не спрашивай о причине моего несчастия... Если нужно тебе иметь рабу, возьми меня и иди куда хочешь... У меня, несчастной, есть муж, но его то и дело ужаснейшим образом бичуют - да какому только истязанию не подвергают его в темнице?! Его не выводят иначе из места заключения, как только для новых истязаний... И все это за казенный долг... У нас было три сына, которые все за тот же долг проданы в разные страны в рабство. Да и меня, несчастную, разыскивают для подобных же мук... И вот я бегаю с одного места на другое, голодная и сокрушенная несчастием... Вот почему я скрываюсь и блуждаю здесь... Три дня я ничего не ела...

Мне жаль стало бедняги. Я привел ее в свою пещеру и накормил. Она совсем была без сил от голода. Потом я вручил ей триста золотых монет. За эту сумму, по ее словам, страдали ее муж и дети. Возвратившись в город, она заплатила долг и освободила всех.

И сказал тогда Пафнутий:

- Я ничего подобного не совершил... Однако, полагаю, и ты слыхал, как славно имя Пафнутия между иноками... И многих трудов и силы воли стоило мне устроить мою жизнь по строгим правилам подвижничества. Однако Бог открыл мне о тебе, что ты нисколько не меньше заслужил пред Ним, чем я... Смотри же, брат! Не забывай о душе своей: великое воздаяние готовиться тебе у Господа.

И тотчас скоморох бросил свою дудку и последовал за Пафнутием в пустыню. Променяв свое музыкальное искусство на духовную гармонию жизни и духа, он в течение трех лет подвизался в строжайшем воздержании, день и ночь проводя в молитвах и псалмопениях. Пройдя небесный путь духовного совершенства, он скончался среди хоров ангельских...

После того как Пафнутий предпослал ко Господу бывшего скомороха, усовершенствовавшегося в добродетели, сам он предается еще большим подвигам, чем прежде. И снова просит он Господа явить ему, кому подобен он из угождающих на земле. И вот глас Божий с неба говорит ему: "подобного себе найдешь в лице старшины того же селения."

Услышав это, Пафнутий без промедления отправляется к нему и стучится в дверь его жилища. У старшины был обычай принимать странников. И вот он спешит к нему навстречу, ведет к себе в дом. Омыв сам ему ноги, сажает за стол и готовит угощение. За столом Пафнутий начинает расспрашивать своего хозяина: как он подвизается, к чему лежит его сердце, вообще - в чем состоят его труды? Старшина ответил ему с глубоким смирением и, видно было, желал бы скорее скрыть, чем объявлять о своих достоинствах. Тогда Пафнутий, укорив его за скрытность, сказал:

- Мне Господь открыл, что ты достоин быть соучастником жребия подвижнического.

Хозяин, выражая еще большее смирение, отвечал:

- В душе я не сознаю за собою никаких заслуг. Но так как был к тебе глагол Божий, не скрою по крайней мере того, что есть. Я расскажу тебе, как я устроил свою жизнь, живя в миру. Вот прошло уже тридцать лет с тех пор, как я со своей супругой согласился жить, как брат с сестрой, и никто не знает об этом. Я имею от нее трех сыновей - и, только желая иметь детей, я вступил в брачный союз с нею. А после рождения третьего сына я не вступал в общение с супругой, ни с какой-либо другой женщиной... Никогда я не пропускал случая принять странника, напротив - всегда заботился о том, чтобы кто-нибудь раньше не зазвал его к себе. И не отпускал никогда гостя моего из дома, не снабдив его на дорогу. Я не призирал бедняков, и делился с ними всем необходимым. Заседая в суде, я не нарушал правосудия даже ради родного сына. Плоды чужих трудов никогда не проникали в дом мой. Замечая ссору, я не проходил мимо, но старался примирить ссорившихся. Никто никогда ни в чем не упрекнул моих домочадцев. Никогда стада мои не причиняли вреда чужим полям. А кто засевал мой участок, я тому не препятствовал... При распределении новых полей я никогда не выбирал для себя более плодородные участки, оставляя другим бесплодные. На сколько мог, не давал в обиду слабого более сильному. Всегда заботился о том, чтобы никого не опечалить. Если случалось предательство на суде, я никого не обвинял, но прилагал все усилия к тому, чтобы склонить враждующие стороны к примирению... Так, по милости Божией, протекла до сих пор вся моя жизнь!