После изрядной бюрократической волокиты 25 июля последовал приказ комиссии петербургскому военному генерал-губернатору П. В. Голенищеву-Кутузову (это в память о нем тюрьмы в России назывались кутузками) — призвать Пушкина и потребовать объяснений. В самом начале августа 1828 г. Пушкин отказался от авторства «Гавриилиады» (№ 91). Сохранился черновик доклада комиссии царю: «Комиссия не могла по предмету известной поэмы Гавриилиады найти Митькова виновным, ибо доказано, что он не читал ее своим людям и не внушал им неверия. Главная вина заключается тут в сочинителе сей богохульной рукописи. Комиссия старается открыть оного. Пушкин письменно объявил, что поэма сия не им написана». Письменный отказ поэта вместе с верноподданнической запиской комиссии «потекли» по инстанциям и добрались до находившегося под Варной царя. Между тем, пока бумаги путешествовали, 17 августа последовал вызов к обер-полицмейстеру. На этот раз докатилось до полиции постановление Правительствующего Сената, связанное с делом о Шенье (не выпускать ни строки без цензуры). Пушкин, думая, что всему виною «Гавриилиада», написал разъяренное письмо Бенкендорфу (№ 93), но не успел его отправить, как был вызван к Голенищеву-Кутузову снова — на этот раз действительно насчет «Гавриилиады».
Настроение у Пушкина было тяжелое. Перекрещиваясь, два судебных процесса грозили раздавить его. 1 сентября он писал Вяземскому (№ 94): «Ты зовешь меня в Пензу, а того гляди, что я поеду далее,
<…> если кн. Дмитрий Горчаков не явится с того света отстаивать права на свою собственность».
Насчет князя Дмитрия Горчакова Пушкин рассчитал безошибочно: средней руки стихотворец, атеист, автор многих не совсем приличных рукописных изделий, Д. П. Горчаков умер в 1824 г. и на том свете за богохульную поэму не мог уже понести наказания. Вяземскому, таким образом, предлагалось при случае распространить версию о том, что автором «Гавриилиады» был Д. П. Горчаков.
К концу сентября в Петербурге была получена высочайшая резолюция. Как ни был царь занят войною, а на докладе комиссии самолично начертал: «Графу Толстому призвать Пушкина к себе и сказать ему моим именем, что зная лично Пушкина, я его слову верю. Но желаю, чтоб он помог правительству открыть, кто мог сочинить подобную мерзость и обидеть Пушкина, выпуская оную под его именем». Дальнейшее явствует из протокола заседания комиссии от 7 октября: «Главнокомандующий в С.-Петербурге и Кронштадте, исполнив собственноручную его величества отметку, требовал от Пушкина, чтобы он, видя такое к себе благоснисхождение его величества, не отговаривался от объявления истины, и что Пушкин по довольном молчании и размышлении спрашивал, позволено ли ему будет написать прямо государю императору, и, получив на сие удовлетворительный ответ, тут же написал к его величеству письмо и, запечатав оное, вручил его графу Толстому. Комиссия положила, не раскрывая письма сего, представить оное его величеству».
По-видимому, царю не успели послать пушкинское письмо и он познакомился с ним уже в Петербурге, куда вернулся 13 октября. 16 октября царь призвал Толстого и объявил ему свое решение насчет «Гавриилиады» — не преследовать более Пушкина. 31 декабря Н. Н. Муравьев, может быть, не зная устного решения императора, подал ему еще одну докладную, на которой царь начертал: «мне это дело подробно известно и совершенно кончено».
Долгое время оставались загадкой содержание секретного письма Пушкина к царю и точная дата его написания. Последнее выяснилось в 1921 г., когда Н. О. Лернер расшифровал записи Пушкина на беловом автографе первой песни «Полтавы»: «2 окт[ября] письмо к Ц[арю]» и на беловом автографе третьей песни: «—16 окт. 1828. Гр Т[олстой] от Гос[ударя]». Теперь общепризнано, что в этих кратких заметках речь идет об истории с «Гавриилиадой».
Однако здесь рано еще ставить точку. Так уж сложилось, что почти любой эпизод из жизни Пушкина имеет как бы две истории: одну реальную, происходившую на самом деле, другую, связанную с обнаружением документов, с постепенным исследованием того или иного вопроса пушкинистами.
В 1951 г. в Государственном историческом архиве Московской области группа историков изучала фонд семьи Бахметевых. Один из студентов-практикантов обнаружил в пачке бумаг письмо:
«Будучи вопрошаем Правительством, я не почитал себя обязанным признаться в шалости, столь же постыдной, сколь и преступной. Но теперь, вопрошаемый прямо от лица моего Государя, объявляю, что Гаврилиада сочинена мною в 1817 году.
Повергая себя милосердию и великодушию царскому есмь.
Некоторое время думали, что произошла редчайшая для нашего времени сенсация: найден подлинный пушкинский документ. Однако крупнейший знаток пушкинских текстов Б. В. Томашевский вскоре отверг это предположение по следующим мотивам: